Сибирские огни, 1962, № 9

— У тебя сегодня есть все основания заняться самоистязанием, — сказал я. Петька улыбнулся одними уголками губ и раздосадованно за­ говорил: — Ну над чем мы бьемся? Над чем? Это же все немощно. Мы да­ же не приближаемся к посредственным работам великих мастеров. По­ смотришь на их произведения, и немеешь перед силой мысли, перед непо­ нятным обаянием цвета. Не достигнуть же большего!.. Д а и времени не отводит жизнь художникам на продолжительную работу над картинами. И кому все это нужно? Помпезные современные полотна наших художни­ ков — только на вокзалах и в банях. Появится какая-нибудь маленькая работа на случайной выставке — сразу теряется среди экранных холстов налбандянов и шурпиных. Тоже мне — образцы! Никогда не сравняться им с великими мастерами! И нам не подняться на те вершины. Высоко!.. У меня, например, от чая поджилки трясутся... Научимся мы, в лучшем случае, рисовать этаких символических колхозников в районных газетах или будем писать всю жизнь рекламы для домов культуры: «Вечер тан­ цев». Ты думаешь, не так? — Нет! Не так! — сказал я. — Я смотрел на твои работы, и мне ка­ залось необычным то, как видишь, как чувствуешь ты. Я верил в твое бе­ спокойство. Я не знал твоего равнодушия. Я думал, у тебя есть что ска­ зать от своего имени. Но если у тебя за душой, кроме рисунков, ничего нет, тогда, наверное, ты прав... — Ты серьезно? — спросил Петька. — Нет, ты серьезно?.. Ты ве­ ришь, что ты, именно ты, добьешься чего-то значительного в искусстве? — Понимаю. Я сейчас увижу твою ухмылку. Пусть не я... «Оказы­ вается, теперь и не ты?»... Значит, кто-то должен сметь! И в наши дни ра­ стут по-настоящему большие художники, -а ты любому из них можешь за ­ дать свой дурацкий вопрос с убийственно ехидной улыбкой. «Ты серьез­ но?» Вполне серьезно! Пусть для тебя это смешно. Пусть по-детски! Пусть я умею меньше тебя, но я здесь учусь не только для того, чтобы зараба­ тывать на колбасу. Тут мы с тобой, кажется, расходимся. Спором с Петькой закончился третий курс моего художественного об­ разования. „Н-ио, работай!“ Летом я жил дома, в деревне. Этюды писал на лугах. Травы млели от жары, солнце над ними плавилось, текло. Иногда на­ бегал ветерок, будто проводил по травам широким невидимым пологом. Кусты тальниковой согры с ломкими, кое-где засохшими деревцами, дым­ чатые, растворялись вдали. Как не похожа была палитра Сибири на горячую, песчаного солнца южную палитру! Как-то под вечер я писал этюд на окраине деревни, у дороги, что спускалась к реке. В гору поднимались старые плетни. З а незакрытыми накренившимися воротами виднелись дома с прогнившими тесовыми кры­ шами. Из щелей крыш выползал зеленый мох. На сухой жерди — скво­ речник, в стороне — сквозные провисшие березки. Садилось солнце, и укатанная дорога была ржаво-красного цвета. Я уже заканчивал этюд, когда ко мне подошел однорукий Федул Чи- гиринцев. Он бригадиром работал. Лошадь его, запряженная в ходок, осталась на дороге. Федул — рябой, с широким лицом. Оттого, что он ря­ бой, всегда кажется небритым. В руке у него бич с коротким кнутовищем.