Сибирские огни, 1962, № 9

Виктор Владимирович, кажется, не принимает его всерьез. Он знает Петьку. А Петька начинает раздражаться: — Нам в училище на живописи говорят: больше работай. На рисун­ ке — больше работай! На композиции вообще ничего не говорят: эту фи­ гуру поставь сюда, центр композиции смести чуть левее. А где с нами дол­ жны говорить, зачем больше работай?! На практике? Оказывается, на практике тоже — больше работай. Ну, мы будем больше работать и, до­ пустим такую вероятность, вдруг станем художниками. А в это время один из лучших советских художников, Иогансон, например, перестал ра­ ботать... Может быть, другие художники работают? Идем на выставку. Висят там картины, вроде «Обеденного перерыва». Пятнадцать жешцин- колхозниц сидят на снопах и читают газету. А лица у них — одинаковые, как горошины из одного стручка! Ну, читают. Ну, сидят. Ну и что? Виктор Владимирович молчит, навалившись на руки, и сдавливает сжатым кулаком губы. Брови у него сведены и неподвижны. — И до чего же ты додумался на этих выставках? — спраши­ вает он. — А кому нужны такие выставки? — распаляется Петька. — Лю­ дям? Люди лучше пойдут в кино. От кино они получат больше. Кино по­ кажет им людей, развернет пейзаж, да такой, что в наше полотно не влезет, оно поразит их цветом и сопроводит все это музыкой. В кино лю­ ди над чем-то думают, ищут ответов на свои вопросы. Кино волнует их. Люди идут к нему беседовать. А с картин художников смотрят аплодиру­ ющие, читающие, работающие манекены!.. Скучно людям видеть эти близ­ нецовые безликости, и укоренилось в них жуткое равнодушие к художест­ венным выставкам. Неужели художники сами не понимают? Поглупели они, что ли?.. Виктор Владимирович тоскливо смотрит прямо на нас, но, кажется, нас не видит. — Почему ни одна картина не явится событием, — продолжает Петь­ к у — не вызовет спора, раздумья? Ведь было когда-то... Почему? Если пейзаж — то миллион первый пейзаж, и ничто не обусловило его появле­ ние. Если этюд, то миллион этюдов до него было уже лучше. На карти­ нах пустота лиц. Не лица, а красочные оболочки. Смотришь на все это и думаешь: «Ну и что?» У кого мы' получим ответ на это «Ну и что?»? Мо­ жет быть, кино отобрало у нас изобразительные средства?.. Зачем тогда нужны художники?.. Ты хочешь узнать от других, зачем нужны художники? — раздум­ чиво спрашивает Виктор Владимирович. — А я вот тут езжу с вами, жду чего-то от вас, да еще и сам мажу... Как ты сказал-то, Гордеев, миллион первый этюд?.. В нашей живописи ты ничего хорошего не находишь... О том, что художники со своими альбомами прошли по всем фронтовым до­ рогам, ты, наверное, и не слышал?.. Откуда же пришла к тебе эта муд­ рость?.. Вода в ведре закипела, выплеснулась на горячие кирпичи, и ведро за­ волокло паром. Оля Вознесенская испуганно вскочила, связанные косички у нее на спине смешно подпрыгнули. Она присела на корточки. Лыж­ ные брюки натянулись на круглых коленках. На маленьком носу обозна­ чились едва заметные веснушки. Оля наклоняется над ведром и выпячивает губы, будто дует на обож­ женную руку. Острой щепочкой нашла в клокочущей воде картофелину,, пробует. Щепочка проткнула мягкую кожуру и дальше не лезет. —■Сырая, — вздыхает она. И столько досады в ее вздохе, что все невольно смеются. Виктор Владимирович спрашивает: — Оля тоже думает, что художники уже не нужны?