Сибирские огни, 1962, № 9

ешь всех перед собой. Все равно твое спокойствие жизнь сомнет. Ты по­ пробуй себя проанализировать. Всегда ли тебе хочется писать расщеплен­ ную скамейку во дворе и болтающееся на веревке белье? Да тебя ведет туда твое «надо». Это же духовное насилие! Надсадишься. — Еще добавь, что я не люблю напиваться до дикого состояния, ва ­ ляться на кровати и хлюпать в подушку!.. После этого разговора я долго не мог приступить к этюду. Сидел пе­ ред загрунтованным квадратиком картона и думал: действительно, стоит ли мне снова искать ржавый цвет старых досок забора, обломленную вер­ шину тополя за скошенной крышей дома?.. Я думал о том, что слишком много потерял в армии. Что у меня ни черта не получается с рисунком. Преподаватель всегда указывает мне: — Посмотри вот сюда... Уже отработал ступню, а потерял общее ви­ дение. Академики раньше говорили: «Рисуешь ноготок — смотри на нос»_ Нет еще у тебя убедительного построения. Натурщик твой сидит шатко, неуверенно. Иди от общего к частному, от большого к малому. А как, как? На словах я все понимаю. Но чтобы идти от общего к частному, нужно научиться видеть это общее. Видеть... Я смотрю на на­ турщика, рисую, и у меня получается большая голова и маленькие ноги. Я, стираю, стираю... Мои однокурсники, даже веснушчатая смешливая со­ седка Оленька Вознесенская, уже передают на рисунке объем. В переры­ вах я прогуливаюсь вместе со всеми и не нахожу себе места. Мне нужно нужно рисовать. А людям, наверное, кажется, что я спокоен. Работая над композицией, я совершенно теряюсь, ловлю себя на том, что плохо знаю людей. Какая у человека реакция, какое лицо у него в данном случае, в предполагаемой композиции. В моей зрительной памяти многое не закреплено. Например, я не знаю, не помню, как ложатся1 складки на локте при сгибе. Мне нужно это видеть, видеть и рисовать. Петьке легче. Он может сесть за чистый лист и, не пользуясь нату­ рой, рисовать даже многофигурную композицию. Хотя бы его «Очередь за билетами». Касса кинотеатра. Парнишка, сдавленный очередью, не может выбраться из нее, а лицо довольное. Р я ­ дом девчонка, с растрепавшейся прической, зло повернулась к какому-то верзиле, наверное, хочет шлепнуть его по щеке... Серия Петькиных рисунков идет в областной молодежной газете. Все дается ему легко, шутя! На курсе Петька ходит в художниках. А я даже стесняюсь показывать другим свои альбомы... О многом передумал я тогда перед неначатым этюдом. Нехотя наме­ тил кисточкой рыжеватый забор и утоптанную землю. Мне хотелось р а ­ зобраться в сближенных цветах земли и измочаленного дождями дерева.. Неожиданно для себя я просидел над этюдом около двух часов. Всегда так. Садишься рисовать, кажется, нет ничего за душой, а к концу изумленно осознаешь, что, не взявшись сегодня за труд, упустил бы. удивительно рабочее состояние. И находка в цвете — это уже твое от­ крытие, о котором раньше ты и не задумывался. Потом весь остаток дня живешь под впечатлением неожиданного открытия... В комнату вошли теплые сумерки. Петька сегодня на вечере в учи­ лище. А где бывает вечерами Лилька?.. Только раз я видел ее на улице с какими-то ребятами. Она тогда озорно улыбнулась мне. Я положил подрамник на кровать — пойду, пройдусь... Мне нравится летний вечер в городе. На площади — три бронзовые мужские фигуры держат огромную чашу, купаются в шумных струях фонтана. Сыплется мелкая водяная пыль, ложится прохладой на лицо.