Сибирские огни, 1962, № 9
ством. А знаешь, что вчера Лилька Аверкина сказала? «У вас на курсе только один Витька — во!..» И показала сжатый кулак. Впрочем, я за был — тебя это совсем не касается. Надел плоскую ворсистую кепку и ушел. Меня не касается... Я видел ее каждый день. Она училась на четвертом курсе скульптур ного отделения и на третьем—университета. Только, по-моему, не в коня овес, хотя и получает она повышенную стипендию. Ну что это за человек? Художественный совет проверяет экзаменаци онные работы, всех просят выйти, а она спрячется в аудитории за драпи ровками и сидит там часа два, подслушивает. Ходит Лилька в модном шерстяном свитере. Воротник, завернутый два раза, обтягивает шею, как тонкое горлышко кувшина. И вечно у Лильки все лицо в глине!.. Недавно вытащила в коридор высокий скульптурный стол с глиняной фигурой, навалила его на ящик и давай сбивать с каркаса высохшие ку ски. Такой грохот подняла — все училище всполошила. Вышел директор: — Аверкина! Что ты делаешь? — Разбиваю очередного кретина. И даже не оглянулась. . Я как-то спускался с лестницы, она поднималась навстречу, встала напротив и спросила: — У всех сибиряков такие скулы, как у тебя? Что это у вас там, рез ко выраженная черта? Пока я пришел в себя, она убежала наверх. Но однажды я видел ее другой. Я стоял у входа в училище. Было прохладное утро. Солнце, крадучись, ползло по аллее... Я услышал легкий костяной стук каблучков по асфальту, будто кто бильярдными шариками ударял друг о друга. Шла Лилька. В руке она держала большую чертеж ную доску с приколотым чертежом. Шла легко, словно приподнималась над землей. Наверно, о таких говорят: «Под собой ног не чует». Была она тихая и сосредоточенная, казалось, идет и чувствует: на свете сейчас только она одна. Все в ней будто говорило: «Вот видишь, я не та Лилька, а другая, — как сейчас. Я иду по аллее, а ты удивлен. Ты смотришь, как я вхожу в училище, и не знаешь, что делать». Она скрылась за дверью, в здании, в котором я учусь. И это здание я люблю, хотя с углов ступенек осыпается цементная штукатурка... Солнце зажгло крашеную дверь. Я смотрел на всплески сол нечных лучей и понимал, что теперь мне необходимо узнать, о чем думала Лилька, когда шла. О чем?.. Хотя живем мы с Петькой в одной квартире третий год, странные у меня с ним отношения. Мы часами можем говорить, спорить, но это нас не сближает. Я как-то не могу сказать ему, что мне очень нравятся его акварельные этюды — прозрачные и тонкие по цветовым отношениям. Ведь он пользовался теми же самыми красками, отчего же у него небо такое глубокое и необычное по цвету, а зелень серебрится?.. Петька не может равнодушно смотреть, как я, вернувшись из учили ща, сажусь во дворе снова писать этюды. Однажды он так и сказал: — Не верю я тебе. Творчество— тонкое движение души художника. Настоящий, чувствующий художник может даже расплакаться от потря сений, он подвержен спадам и подъемам, а ты всегда ровен, как тесаный булыжник. Ну откуда у тебя эта самоуверенность? Ты в искусство идешь, как бык... Упрешься в свое «надо», как бык комолым лбом, и расталкива
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2