Сибирские огни, 1962, № 9

Вставать не хотелось. В комнате было холодно. К тому же разболе­ лась натертая нога. Пимы я надел, но больную ногу поднимал с трудом. Я морщился, а мама неумолимо повторяла: — Надо идти, сынок. Что нам отец скажет, когда вернется?.. К ноге .мы веревочку привяжем, рукой помогать будешь. Н а крыльце шелестел сухой снег, было темно — хоть глаз коли. — Ты не бойся, скоро рассветет, люди ходить начнут, — сказала 'мама. И я зашагал по черному снегу, вдоль, телеграфных, натужно гудящих столбов. Из всей деревни учился я один: остальных матери не пускали. — Вон и грамотных всех война подобрала, — говорили женщины. Мои одногодки считались взрослыми парнями деревни, хотя было нам по шестнадцать лет. Семнадцатилетние уже ушли на фронт. Я учил­ ся, а ребята становились взрослее меня. Сашка с Федькой выполняли в колхозе тяжелую работу. Выезжали чуть свет, в морозном тумане, на че­ тырех подводах за сеном. В длинном тулупе стоял на первых санях Федь­ ка, держался одной рукой за вожжи, другой — нахлестывал заиндевев­ шую лошадь... Бежали за ним две порожние подводы без возчиков, а на последней — дрёмал Сашка. В обед стянутые бастрыками возы с сеном двигались к дворам, сгребая на обочине снег широкими боками, расчер­ чивая его длинными голубыми линиями. Постепенно мне стало казаться, что все, чем я живу в школе, для Федьки и Сашки не имеет никакого значения. Ребята рассказывали мне о взрослой жизни, о своих отношениях с девушками такое, от чего у меня дух захватывало и сохло во рту. Я учился уже в девятом классе. Как-то дома, проходя в горницу, я пригнулся у притолоки дверей и услышал за спиной приглушенный шепот: — Сын-то у тебя большой, а? Господи, ведь и их скоро возьмут. Ког­ д а только все это кончится, где наши мужики?.. Мама ответила: — Ребенок он еще... Не знала мама, что в тот день я пойду на вечер, где буду пить водку. ...Изба освещена висячей керосиновой лампой. От круга лампы во чгесъ потолок качается тень, ломаясь в углу. Надя Андронова стряхнула у порога мое пальто, на котором свернулись капли растаявшего снега, и улыбнулась, отчего сердце у меня незнакомо сжалось. Два стола сдвинуты рядом, застелены клеенкой. На столах бутылки с водкой и мутноватым, будто чуть забеленным, самогоном. Его научи­ лись варить из свеклы. На тарелках — розовые вилки капусты, холодные, только что из погреба огурцы с прилипшими зернами укропа... Надя сидела рядом со мной. Ее светлые волосы были туго стянуты назад и закручены в узел. Только на шее оставались коротенькие зави­ тушки. Она все время улыбалась, словно снимала с меня робость и вводи­ ла в правдишний, взрослый мир. А глаза, ясные, серые, с темно-синими ободками, казалось, брызнут сейчас безудержным смехом. Она не гляде­ ла на меня. Она резала огурец на тарелке передо мной и задевала меня теплым плечом. Наверное, считала, что в этом нет ничего особенного. Я поднял стакан с водкой. Надя набрала вилкой капусту и поднесла мне. Я выпил водку не дыша, изо всех сил стараясь не морщиться. Вскоре все предметы, за которые я брался, даже кромки стола, ста­ ли мягкими, а лица людей резче и выразительней. Столы сдвинули в угол, где стояли на лавке ведра с водой. Плясали «Подгорную» и так усиленно били об пол, что, подпрыгивая, звенела под столом пустая посуда.