Сибирские огни, 1962, № 9

Поищи, — говорю, — по белу свету таких старух?! Ни хре... ни рожна, то есть, нету нигде таких старух! Затихла моя Клавдия Митрофановна. Рукам-то, может, и не легче, ■а душе — воскрыленье. А сердцу-то и достойно. Многое искупили они — звездолазы наши. На льдинах потеплело, в горячих цехах посвежело, грыжи не так ноют, протезы не так жмут. — Нету таких старух! — шумлю. ■— Взлетают лейтенантами — са­ дятся майорами! Коммунистами! Это же... сине море... И опять обожгет — не договорю: «Не военторговская звездочка — серебринка гордой народной слезы на ваши погоны сронилась, ребя­ тушки. Сронилась и засверкала навеки...» Вот и твоя, Наташа... Ступят они, смелые твои «братики» на чуже­ дальние запредельные неземные тверди, а ты им, бесстрашным, няня. Уле­ тят белозубые, улетят синеглазые, туда улетят, что ни с крыночкой к ним не дотянуться, ни «творожку на рожку» подать. Только две твоих гордых д а сладких слезинки, как малые звездочки, с Земли им просияют. Няни­ ны слезки... Самый радостный в мире атом несешь ты в своем подойнике. ■Царь-Витамин! Первочудо умной зеленой Земли! Солнечные зайчики ре­ бячьего хохотка, разворот богатырских плеч, витье тугих жил, могучий мосол недробимой широкой русской косточки... Я тебе и другое скажу. Не прими только за шутку. Ботвинниковская голова, шаляпинское горло, Левши Кривого глаз, Ильи Муромца опле­ уха, Льва Толстого борода, чапаевский ус, Васи Теркина прибаутка — тоже... тоже в твоем подойнике присекречены. Д а , да! Не плотины из-под твоих рук встают, не сады расцветают, — самую радостную и удивитель­ ную красоту они сотворяют. Румянец на щеках у родного народа — вот твоя золотая слава. Твоя и подружек твоих молодых. И целованных, и нецелованных. Звонких же вам петухов, веселых и ясных зорь вам, на­ родные наши няни! Наташке такие думки позднее, конечно, явились, а поначалу... Она прислушливая к слову-то! У нас, в Сибири, старших сестренок принято нянями называть. Под чьи «баюшки» возрос, чью шею рученками опле­ тал. Желанные они маленьким-то, сестренки-няни. С материных рук на .ихние бегут. До седых волос иной братик доживет, а старшая сестра все' - «няня». Даже до смерти. Не скажет—сестру, няню, скажет, похоронил. Вот Наташку, слово-то до слез и прострелило. А к этому — мордашки ребячьи. — Где, — спрашивает, — Мироныч? — На пастбище. Где ему больше быть. — Варварка я, — вздохнула девчонка. У Ольки Остроушковой веснушки сгустились: — Не говори, подруженька, не говори... — завсхлипывала. — Ты, варварка, цветы потоптала, я, варварка, под «Ягодку» его усаживала, а он... Бывают же на земле лиричецкие такие люди! И не уехала наша Наташка. Ходит со скамеечкой за известной нам Вербой и напевает: -—- Будешь убегать — я любить тебя не буду. Бить тебя буду. Стой, душок, стой! И послушайте, что говорит по этому поводу Мироныч: — На солнышко,— говорит,— я удивляюсь... Вот кто труды свои ук ­ рашать умеет! «Зацвети! — от каждой согретой выращенной былинки требует. — Зажгись!» Яблоко, к примеру, взять... Мало, что круглое оно, ■сладкое, душистое, наспело, мало, что пчелиные следки розовой искоркой по нему пролегли, мало этого солнышку, — дай еще зорьку на самом глядельце зажгу! Вся ненасытная красота сюда сбежится. Вся глазам ра ­ дость. Вот и людским трудам тоже бы... Не только сальдо-бульдо, а еще