Сибирские огни, 1962, № 9

А самому хозяину сала со спичечный коробок пластик, тоненький ломо- ток хлеба и одно яичко, в газетку завернуто, на косяк все выложено. — Налей хоть молока бутылку! — позвякал он щеколдой. — Кобель съел! — Кузьмовна отвечает. Идет мужик к молоканке и подозрительно много встречных ему по­ падается. Женский пол все больше. Которой по воду приспело, которая полынки на веничек наломать дорогу перебегает. И каждая с приглядоч- «ой. Как на свежего поселенца или на снежного человека глаза дерут. И ужимистые какие! Не губа засвербит, так бородавка! Зубки бы ладошкой прикрыть. «Мякины бы вам в оловяшки, — косится на них Мироныч. — Вот радиолы!» И ведь что интересно! Неловко ему становится. Как бы на самом деле христову заповедь оскоромил, моральное разложенье учинил. Грузят фляги на машину— Наташки нет. Подъехали к дому, поси­ гналили — не выходит. В дом девчата забежали. — Не пойду! Не увидете меня больше там. Ей, значит, вечером Олька Остроушкова досадила — на весь отгон базонила: «Скрылась в небе звездочка самолета», а потом слух дошел— Кузьмовна взревновала. Ну, кому нужна такая славушка? Которую де ­ вушку старухина ревность украсила? — Не пойду! — твердит. — А на этого несчастного жулана, — сквозь окно на Мироныча указывает, — в суд передам. Ну, дойка не ждет. Поделила бригада Наташкиных коров — подоили день. А на дру­ гой — Мироныча заставляют. Олька эта Остроушкова... — Садись, — скамеечку подает. — Не все цветочки — поголубь вот Ягодку... Вечером заворачивает он к моей сторожке: — Выручай, друг! Окружили меня смех и горе. Мечтал — для госу­ дарственного интересу, а угадал в Гришки Распутины... — А может, диствительно, — бес в ребро? — подначил я. — Не болтал бы... И ставится мне задача — «просочиться» к Кузьмовне в избу, а потом хозяина каким-нибудь способом запустить. Не двери же мужику ломать. Позвал я свою Клавдию Митрофановну за магазином присмотреть— 'Отправились мы. Кузьмовна, замечаем , у калитки стоит. Подходим бли­ ж е — не убегает. Наоборот — к супругу посовывается. — Пакет тебе! — тревожно так сообщает. — Бандероля какая-то. У нас сейчас же догадка: «Детский садик это!» Зашли в избу, разор­ вали конверт — так и есть! В Два тетрадочных разворота картонка, а на ней ребячьи фотокарточки. Каждый в кружок взят и назван. Соловьев Володя, Курзюмкина Надя, Лихих Петя... Кузьмовна тоже подошла, за- прищуривалась. Лампу давай выкручивать. Ну, где удобнее момент най­ дешь! Рассказал я ей про язвенника, про солдата, про то, как в белые ха­ латы мы наряжались. — С той точки, — говорю, — и цветы оценивай. Дело тут никокое не сердечное, а само натурально-государственное. Мужик с обчественным сердцем, а ты его голодом моришь, на чердаке ночует. Девки, вон, под коров садят... Старуха чует— каяться надо... Д а хоть одна из них каялась сразу-то! — А зачем не спросился? Зачем самовольно?! —обиду изображает. — Дак, ведь, для государственного интересу!—подчеркиваю опять,— ‘Вот, сине море, убыль тебе какая? — Мало их, этих цветов растет... — подбурчал Мироныч. — Сколько ни растет — все мои! — Повела по горизонту руками .!Кузьмовна. Изловила Миронычевы глаза и подступает к нему.