Сибирские огни, 1962, № 9

Ефима Дороша, темпераментные заметки К. Буковского — как раз те произведе­ ния, которые «расшевелили читателя». Ну, и конечно, видишь другие работы— в них оперативность и злободневность внешняя, в них холодное умение на­ низывать материал как бусинки на це­ почку, в них... впрочем, это уже мысли по поводу. Они неизбежно возникают при каждой новой встрече с Кольцо­ вым. Иногда с ним хочется поспорить, а в тех, гораздо более многочисленных случаях, когда соглашаешься, видишь перед собой самого писателя, сопостав­ ляешь, например, как соотносятся его высказывания и практический опыт лите­ ратора. Оказывается, очень даже соотносятся. Хотя бы в «Испанском дневнике». Коль­ цов, как мне кажется, стоял у истоков рождения в советской литературе того лирического репортажа, той прозы, в ко­ торой вместе сливаются «проповедь» и «исповедь». Те самые явления, что мы справедливо связываем с «Дневными зве­ здами» О. Берггольц и «Ледовой кни­ гой» — Ю. Смуула. Сколько иронии и одновременно заботы о сопредельных с очерком жанрах (а они сейчас в литера­ туре налицо) в следующих строках Миха­ ила Ефимовича: «Вот едет писатель, ска­ жем, по сибирской железной дороге на Восток. И пишет он обо всем, что он ви­ дит по обе стороны рельсов. Сядет он у вагонных окон, выглянет, возьмет ка­ рандаш, начнет: «За окном бегут...» И начнут бежать за окнами всякие вещи, и будет он описывать подряд, и сколько проедет писатель километров, столько примерно набежит у него картин. Линей­ ное развертывание материала. Если ос­ тановится писатель на Урале, то и весь материал о сибирском пу­ ти будет до Урала. Если он до­ едет дальше, до Челябинска, то очер­ ковая колбаса, которую он пишет, от- режется на этом месте. В общем полу­ чится литературная лента, никуда не упирающаяся, а просто регистрирующая все по пути, как если бы писатель вер­ тел ручку кинематографического аппара­ та». В «Испанском дневнике» самого Коль­ цова мысль свободно льется во времени и пространстве. Он то забегает вперед, то вспоминает, то рассуждает о времени и себе. Не «литературная лента», а глу­ бокое обобщение, в котором среди дру­ гих героев есть один, связывающий все в единое целое, — сам автор. Книжка М. Кольцова небольшая, а мыслей в ней много — тесно только сло­ вам. О языке очерка, о фельетоне и пам­ флете, обо всем этом высказано много интересного. Зря, конечно, на этот раз Кольцова обошли тиражом: всего десять тысяч. Не.иначе, как она шла «по ведом­ ству критики и литературоведения». По всей видимости, купить сборник будет невозможно. Может быть, стоит сразу же дать второе издание?.. Я испытываю большую радость от встречи с Михаилом Кольцовым. Меня она очень многому учит, заставляет ду­ мать не только о долговечности газетно­ го жанра, но и о том, что, как говорил П. Павленко, «человек это то, что не умирает вместе с телом, а остается в общем движении живых». Это сказано и о Михаиле Кольцове.