Сибирские огни, 1962, № 9

сказывает Нина. И каждое слово ее — это кусочек свинца в ту пулю, которая скоро, совсем скоро убьет Треплева, на­ правленная его же рукой». Автор слушает рассказ Нины, а сам пристально следит за Треплевым — как он воспринимает все это? В последней фразе у критика вместе с «кусочками свинца в пулю» прорвалась несвойствен­ ная ему мелодраматическая, надрывная интонация. И это очень характерно! Именно в этом месте исполнитель роли Треплева С. Галуза чуточку фальшивил — изображал несчастненького человеч­ ка. И это, может быть, помимо воли улавливает В. Рясенцев, но тотчас же сбрасывает с глаз пелену умиления и по- деловому продолжает: «...Но если бы только в этом была суть эпизода, — коротким, узко интим­ ным было бы дыхание всего спектакля. Нет, не только об этом говорит За­ речная. У нее есть еще другая тема, и эту вторую тему актриса и режиссер раскрывали как очень важную, очень высокую... Нина всей силой души и ра­ зума верит в то, что ей надо жить, надо работать, — работать на сцене, — и ра­ ди этого победить свое горе. Такой и за­ помнилась созданная В. Капустиной Ни­ на Заречная в последнем акте». Вот в этой органической слитности стиля речи театроведа с речью непос­ редственного зрителя и кроется залог успеха сценических портретов Ря- сенцева. Наряду с понятиями — идея, тема, композиция, решение образа — в книге много конкретных картин, напи­ санных с помощью точно отобранных глаголов-действий, раскрывающих дина­ мику мизансцен. А в мизансценах, как известно, более всего раскрывается то, чего нет в тексте пьесы, что совершается зачастую вопреки прямому смыслу слов... Какими бы ни были дальнейшие твор­ ческие замыслы Б. Рясенцева, очень хочется, чтобы они воплощались не в ви­ де толстых и скучно-научных моногра­ фий. Пускай перед читателем останется и впредь вот такой же восторженный собе­ седник, иронический и увлекающийся, но всегда искренний, неизменно влюб­ ленный в театр. А. Р у б а ш к н н ЖИВОЙ с живыми... Д рузья и товарищи Михаила Ефи­ мовича Кольцова, одного из са­ мых выдающихся «газетных писателей», с волнением вспоминают о своих встре­ чах с ним. Эти встречи обогащали, радо­ вали, учили. И вот совсем недавно произошла еще одна встреча с Кольцовым: появилась книжка «Писатель в газете»'. Это соб­ ранные впервые вместе выступления, статьи, заметки писателя о мастерстве фельетониста, очеркиста, о месте публи­ цистики в газете, короче — мысли о своей работе и своей профессии. «Как я пишу», «Мой режим», «Фельетон в газете», «Публицистика и фельетон» — так озаглавлены некоторые из статей сборника. Интересная, живая, современная кни­ жка, как и все у Кольцова, не носит су­ губо теоретического характера. Она ярко написана, полемична, и о чем бы ни шла речь, — пронизана неповторимым коль- цовским юмором. «Специальность у ме­ ня такая, что сколько ни читай, все ма­ ло... Когда мне говорят: «Стоило ли из- за пяти строчек в фельетоне прочиты­ вать целых четыре книги?» — я жалею- спрашивающих, потому что представляю это себе наоборот. Ведь мне повезло, ес­ ли я пятью строками заплатил за воз­ можность обогатиться несколькими но­ выми для меня, ценными книгами!» Все это, конечно, не похоже на какое-то на­ зидание, однако невольно останавливает глаз — форма высказывания такова, что мимо пройти трудно, — внимание задерживается. Таких афористичных,, точных определений в этой книге очень много. Они не оставляют равнодушны­ ми. Одного этого обстоятельства доста­ точно, чтобы заинтересоваться книгой М. Кольцова. У нее, однако, есть и еще одно неоспоримое достоинство — в се­ годняшних спорах о литературе Кольцо­ ву может быть по праву предоставлена трибуна. «Считается, что главная доб­ лесть очерка — это его оперативность^ Очень хорошо. Но давайте, все-таки, уточним: что это за оперативность такая? Мне кажется, что то, что многие и иног­ да сами очеркисты вкладывают в поня- тие оперативности, давно переросло в. свою противоположность. Подлинная оперативность очерка не в количестве- цифр и не в количестве напиханных в не­ го фактов, а в том, как он расшевелил: читателя». Не забудем: это говорил Кольцов, для: которого газета была самой жизнью, тот самый Кольцов, который в дни осады: Мадрида каждый день передавал очерка и корреспонденции в Москву. Он-то пре­ красно понимал особенности газетной ра­ боты. А вот, читая эти строки об «опе­ ративности», я не могу думать, что напи­ саны они не сегодня, а почти тридцать лет назад. М. Кольцов заставляет меня вспомнить... превосходное «Сухое лето» •М . К о л ь ц о в . «Писатель в газете». Вы­ ступления, статьи, заметки. «Советский писатель»» М., 1961.