Сибирские огни, 1962, № 9

поминающийся образ юноши Банзарова, живущего печалями и заботами своего народа. Возвышенные мечты Доржи о свободе и счастье жизни, о человечески- прекрасной любви придают повествова­ нию особую прелесть и обаяние. Далекое прошлое, воскрешенное в живых и вол­ нующих картинах, перестает быть толь­ ко прошлым. Роман о юности первого бурятского ученого с его возвышенными помыслами и стремлениями, с его стра­ стной верой в будущее, воспринимается читателем как книга современная и глу­ боко волнующая. Книга пленяет красочностью изложе­ ния, умением автора с предельной эко­ номией выразительных средств созда­ вать яркие, запоминающиеся картины и характеры. Читатель не забудет, напри­ мер, картины общего смятения во время церемонии встречи царя, деревянную фигуру которого и его «большие, навы­ кате, немигающие глаза» Доржи запом­ нил на всю жизнь. В финальной части романа дано изоб­ ражение загородной прогулки Банзаро­ ва. Ранним утром, шагая по пыльным улицам Татарской слободы, Доржи не­ весело размышляет о своем казанском одиночестве, на память невольно прихо­ дят слова из лермонтовской элегии: «Тучки небесные, вечные странники...» Но вот кончается пригород с его лачу­ гами и заборами и перед путником откры­ вается могучий степной простор, «усеян­ ный мельчайшей россыпью ярких росинок -—зеленых, розовых, золотистых». Дор­ жи сразу же стало легко. В зеленой сте­ пи, освещенной солнцем, он всегда чув­ ствовал себя «немного пастухом и чуточ­ ку — поэтом». И к этой фразе, характе­ ризующей Доржи, вряд ли еще что-ни­ будь можно добавить! «Вдали от родных степей» — книга, несомненно, талантливая, но не сво­ бодна от существенных просчетов, обе­ дняющих содержание романа, посвящен­ ного самому интересному и самому дли­ тельному периоду в трагически корот­ кой жизни Банзарова. Повествовательные рамки второй ча­ сти трилогии хронологически строго очерчены — от дня приезда Доржи в Казань в 1835 году до окончания уни­ верситета, защиты диссертации и назна­ чения в Иркутск в 1850 году. Казанский период, составивший поч­ ти половину жизни Банзарова, опреде­ лил и дальнейшую судьбу ученого. Здесь, в Казани, юноша-студент приоб­ щается к запрещенной литературе, про­ никается демократическими идеями и на­ строениями. Писатель сталкивает Доржи с революционно-настроенной молодежью. В книге говорится о том, что студенты распевают запрещенные песни, читают произведения Сен-Симона, статьи Герце­ на и Белинского. Однако само обсужде­ ние запрещенной литературы, споры студентов о политических событиях эпо­ хи так и остались за рамками повество­ вания. Сороковые годы прошлого века не на­ шли, на наш взгляд, глубокого отраже­ ния в романе. Отдельные временные ориентиры, иногда яркие и запоминаю­ щиеся, все-таки не дают конкретного представления об эпохе, подготовившей, как известно, активных участников рус­ ского освободительного движения. Демократически настроенное студен­ чество, утверждает автор, живет актив­ ной политической жизнью, и эти утверж­ дения писателя не вызывают сомнений у читателей. Студенты умело находят запрещенные произведения и смело рас­ пространяют их. Казалось бы, что это хорошо подтверждается в романе живо написанной сценкой в трактире: захме­ левший городовой в благодарность за угощение напевает студентам запрещен­ ную «Колыбельную песню» Некрасова. Доржи торопливо записывает ее слова на обложке «Отечественных записок». После ухода городового молодые люди, полностью восстановив текст, весело на­ певают песню. Появление этого эпизода в романе ос­ новано на ошибочном представлении, что «Колыбельная песня» Некрасова нахо­ дилась под цензурным запретом, факти­ чески же некрасовская колыбельная бы­ ла опубликована в «Петербургском сбор­ нике» за 1846 г. Она вызвала бурный протест реакционной критики и получила широкую популярность среди грамотно­ го населения России. К сожалению, этот эпизод, основанный на недоразумении, на незнании фактов истории литературы, не единичен. Приведем другой пример. Финальная сцена романа посвящена раздумьям Доржи, отправляющегося в Петербург за решением своей судьбы. В столице он мечтает встретиться с Белинским и Не­ красовым, а когда придет в столичную библиотеку, то непременно увидит «грузного старика» — Крылова. Было это в 1846 г., и поэтому рассчитывать на встречу с И. А. Крыловым Доржи не мог. Банзаров не мог не знать, что еще за два года до его поездки в Петербург читатели столицы проводили великого баснописца в последний путь. В романе «Вдали от родных степей», при всех его достоинствах, историческое повествование уступает место «романи­ ческим происшествиям» (Пушкин), а это повлекло за собой упрощение компози­ ции произведения, усиление описаний за счет действий. «Романические происшествия» в лич­ ной жизни Доржи неожиданно заняли самодовлеющее значение, потеснив на задний план его общественные интересы и стремления. И если в начальных гла­ вах Банзаров представляется натурой решительной и волевой, способной на активные действия, то в заключительной, части романа выявляется нечто противо­