Сибирские огни, 1962, № 9

молчала. Это тревожило Гашека. Тогда он обратился к председателю Уфимского горсовета за содействием. В большой конверт было вложено незапечатанное писы мо к Анне Андреевне, которое Гашек просил передать адресату, проживающему на ликеро-водочном заводе. Свое обращение в горсовет Гашек объяснил тем, что ему неизвестно, «куда девались наши родные, которые жили у сторожа склада Андрея Дмитриевича Александрова». Гашек не забывал свою уфимскую родню и она не забыла его. В семье дол­ гое время хранилась единственная фотография Ярослава и Шуры, сделанная в Уфе, в один из трех памятных дней. А когда сестры Малоярославцевы покинули родное гнездо, они разрезали фотографию на две части: одна — с Гашеком — до­ сталась Лиде, вторая — с Шурой — Зое, которая по сей день живет в Уфе. Несколько лет назад Гашеков «соединил» пражский журналист Зденек Щя- стны, активный собиратель гашековского наследства. Восстановленный снимок он передал пражскому музею В. И. Ленина, а копию его прислал советским род­ ственникам чешского писателя. Эту фотографию я впервые увидел в Уфе. На снимке, рядом с сидящей круг­ лолицей Львовой, одетой в военную форму, стоит худощавый Гашек. На нем но­ вая гимнастерка. Через плечо переброшен ремешок полевой сумки. Уфимцам, как и пражцам, дорог этот снимок времен гражданской войны. Им дорог также и более поздний снимок, сделанный через сорок два года в Праге: Александра Гавриловна среди бойцов чехословацкой армии. — Она живет в Праге? — Под Прагой, в Ростоках,— заметил Ганцеров, когда мы закончили хож­ дение по памятным гашековским местам.— Чехи любят Гашека и уважают ту, кто в радостные и трудные дни была рядом с ним. Скажу больше: для Александ­ ры Гавриловны, для нашей Шурочки, Прага стала таким же родным городом, как и Уфа. Снимите свои кресты, мошенники! Всю неделю я и Степан Викторович не расставались. Мы побывали во всех домах, где жил и работал Гашек, бродили по улицам, по которым он некогда хо­ дил. Были в областном партийном архиве. Здесь пришлось снова засесть за раз­ розненный комплект «Нашего пути». О том, что номера армейской газеты уцелели и хранятся в Уфе, Ганцеров уз­ нал от меня. Старик загорелся желанием посмотреть труды своей молодости. Надо было видеть, как он бережно переворачивал хрупкие страницы с полу­ истлевшими краями, как по-мальчишески радовался, когда находил знакомую подпись: «Вот Гашек!», «Вот еще Ярослав!» После каждого «вот» Степан Викторович подзывал меня к себе (я сидел на­ против него и листал документы времен гражданской войны). Гашековская статья «Что такое отделение церкви от государства», в которой цитировались параграфы из Евангелия, напоминала старику о походной библио­ течке писателя. Она состояла из нескольких томиков Гоголя, Чехова, Салтыкова- Щедрина и Евангелия. — Евангелия? — переспросил я. — Что тут удивительного? Ярослав Романович вел со «святыми отцами» от­ крытую войну, бил церковников их же оружием. В своих статьях и фельетонах он часто приводил даже отдельные изречения из священного писания. Такая «воору­ женность» помогала ему срывать с попов личину благочестия. Еще у себя на родине в своих юморесках Гашек высмеивал свящ еннослуж и ­ телей всех рангов и вероисповеданий. Однако, по мнению Ганцерова, фельетоны в «Нашем пути» отличаются от того, что Гашек писал о духовенстве в Праге. Там он часто прибегал к иносказаниям, намекам. В Уфе же говорил «во весь голос». Это была нелегкая, но очень нужная работа. В армии находилось немало бой­ цов из глухих сел и деревень. Они верили попам, в их головах не укладывалось, что «святые отцы» не только агитируют против большевиков, но и с оружием в руках участвуют в антисоветских мятежах. Степан Викторович задержался на небольшой корреспонденции, напечатан­ ной под заголовком «Жизнь по катехизису». В ней приводился невыдуманный раз­ говор Гашека с попом, у которого при обыске нашли пулемет и несколько бомб. Зная, какая кара его ждет, поп всячески изворачивался перед теми, кто его задер­ жал, наконец, расплакался. «Я хотел его успокоить,— свидетельствовал Гашек,- и разговаривал с ним о воскрешении мертвых, которого он, по символу веры, должен ожидать. Не по­ действовало. Ревел на всю деревню... Не успокоил его даже разговор о жизни бу­ дущего века и блаженстве души.