Сибирские огни, 1962, № 9
Зимой Чугурин устроил новый побег, и Свердлов благополучно прибыл в Пи тер. После февральских событий Чугурина избирают секретарем Выборгского райкома партии. И вот наступил памятный день возвращения Ленина из эмигра ции. На митинге у Финляндского вокзала Чугурин вручает Ленину партийный билет. На Выборгской стороне Иван Дмитриевич проработал недолго. Летом восем надцатого года он едет во главе продотряда за хлебом в Заволжье. А когда бело- чехи подняли мятеж и под Казанью стали формировать Пятую Красную Армию, Чугурин становится во главе ее политотдела. Ивана Дмитриевича давно нет в живых. О его жизни мне рассказал Михаил Романович Рублев — старый большевик, бывший агитатор Поарма V среди чу вашских национальных частей. — Было это в Уфе, — вспоминал Рублев,— вскоре после того, как город был очищен от белочехов. Захожу в кабинет к Чугурину, чтобы отчитаться. Еще в Симбирске он поручил мне с помощью местных поэтов обеспечить перевод «Ин тернационала» и других революционных песен на чувашский язык. Вижу, Чугу рин беседует с незнакомым мне человком. По выговору — иностранец. Сижу в уголке и жду. Разговор заканчивается. Чугурин подает гостю записку, жмет руку и говорит «Наздар». «Наздар» не нашенское, а чешское приветствие. По-русски, вроде, желаю удачи. Меня, признаться, тогда этот разговор несколько удивил. Кому это Чугу рин желает удачи. С чехами мы тогда не на жизнь, а на смерть дрались... Иностранец поблагодарил Чугурина, взял записку и вышел из кабинета. Не таясь, высказываю Ивану Дмитриевичу все, что думаю (я тогда не знал, что на других фронтах действовали чешские красные отряды). Говорю, а Чугу рин только головой качает. «Не о том, мол, толкуешь, парень, не туда гнешь». Потом встал из-за стола, подсел ко мне и начал объяснять: «Чехи, Миша, как и русские, как и чуваши и мордвины, бывают всякие. К людям перво-наперво надо с классовой меркой подходить. Есть чехи — капиталисты, есть чехи — пролета рии, которые вместе с нами поют «Вставай, проклятьем заклейменный...» И у нас и у них — один общий враг — капитал...» Потом перешел к тому чеху, из-за которого разговор начался. Сказал, что этот человек давно хочет помочь своим землякам освободиться от австрийского гнета, но как это сделать — не знал. В России понял. Коммунистом стал. И не без содействия Якова Михайловича. У него на людей глаз наметанный. — А кто этот человек? — Большая сила. Ты не смотри, Миша, что он с виду такой скучный, зато пишет весело... — Не читал... — Да и не мог. В царской России Гашека не печатали. Следи теперь, Миша, за армейской газетой, читай гашековские фельетоны. Рублев следил. В первом и втором номерах вновь созданной армейской газе ты «Наш путь» Гашека не было. В третьем номере он появился с фельетоном «Из дневника уфимского буржуя». Рублеву «Дневник» настолько понравился, что он перевел его на родной чувашский язык, а потом читал бойцам. Вместе с ними он смеялся над трусливым буржуем и белогвардейской брехней о жестокостях боль шевиков, которые будто бы «обливают буржуев кипятком, а из жен и детей жа рят рубленые котлеты...». Виделся Рублев с Гашеком редко. Зато он знает человека, который был бли зок с ним. Михаил Романович назвал уже известную мне фамилию — Сорокин. — Наш первый редактор,— пояснил он. Разговор со старым редактором Василия Васильевича Сорокина я «нашел» у Кропоткинских ворот, в тихом Барыковском переулке. Еще до нашей встречи я прочел его статью, опубликован ную в шестом номере журнала «Славяне» за 1957 год. В ней приводится разговор редактора с начальником Политотдела армии. Сорокин просил Чугурина пореко мендовать ему работника для руководства типографией. Чугурин ответил: «Есть у нас в резерве чешский журналист Гашек. Кажется, подойдет, да и сам просится на работу в печать. Говорит: «чешутся руки...» Вскоре Ярослав Гашек пришел в редакцию с запиской Чугурина. Наш разговор с Сорокиным начался с чугуринской записки.— Сохранилась ли она? — К сожалению, я ее уничтожил при отступлении. — Не помните, что писал Чугурин?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2