Сибирские огни, 1962, № 9
У этого парня, вероятно, от рождения в глазах заложена смешинка, и она, эта смешинка, не дает застывать лицу, подергивает щеки, уши, глаза, потрескав шиеся губы, широкий рот. Сейчас мы завидуем Генюхе и довольны, что он в нашей бригаде хоть какое-то оживление вносит. Поглядишь на него — и сам невольно ус мехнешься, хотя задубелые щеки не гнутся. На опалубке сидит понурый человек, опустив плечи. Усы его обмокли и сви сли, закрыв рот, а жесткие соломенные поля шляпы вздрагивают под стеклянными звенящими струями. Белка стоит в блоке так, что ее лицо приходится вровень с коленями мужчины. Колени острые и тоже вздрагивают. К Белке приехал муж. Они, очевидно, уже обо всем переговорили и молчат, молчат уже с полчаса. Он глядит через ее плечо, в бетон, будто там скрыт ответ на неразрешенный вопрос, а она глядит поверх его острых колен куда-то в мокрую даль, где дымом клубится гора. Он приехал с концертной бригадой и у столовой, возле гаража, конторы, бе тонного завода висят афиши с его портретами. Давеча утром, поглядев на эту афишу, Иван почему-то заметил: «Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто для дела гож». Там он ясноглазый, выхоленный, смеющийся. Они рядом, но с каждой минутой как бы отдаляются внутренне друг от друга, это видно по их от сутствующим взглядам, по отчужденным лицам... Может быть — не «та»?.. Я эго ист — хочу, чтобы была не «та». Котлован безжизненный. Во всей этой гигантской каменной чаше люди попря тались под укрытия, забились в щели между окал и каменных нагромождений. Только ворочаются, лязгают челюстями ковшей экскаваторы там, где выбирается скала под зуб плотины, да снуют, точно сурки, самосвалы. А нам нельзя уйти, нам нельзя укрыться под скалой—нельзя остановить бетон, мы в блоке, как в блюдце, открытые проливному дождю. С нами скачут мастер Валерий да главный инженер участка, тоже молодой парень, широколицый, черный, похожий на татарина, с глубокими морщинами на лбу. Он окончил Ленинградский строительный институт и уже сооружал Иркутскую ГЭС, где сперва был мастером, потом прорабом. Экскаваторщик Иван Пойда опускает бадью с поражающей точностью: нам не надо . ему ни махать руками, ни кричать. Я вижу его за стеклом в жестяной кабине, ли цо вытянуто в напряжении, качание бадьи будто передается его нер-вам. Кроме стекла, его отгораживает от нас густой частокол дождя. Бетон валим с середины, с наклоном к опалубке, чтобы вода отжималась и вытекала через опалубку. — Если не отжимать, то дело дрянь, — говорит Алексей. — Бетонне набе рет той крепости, какая нужна. Заходите все в ряд и разом тяните. Тяните к опалубке. — Все они такие, эти мужчины-артисты, — слышуукоризненный голос Оли. — У меня геолог, не таким ровня. — Но, — подтверждает Саня. Скалы блестят под дождем, точно в наледи. Дождь стучит по затылку, по плечам, скатывается ледяными струями за шиворот. На фоне крана видно, как дождь .городит светлый частокол. Обшивка крана стала зеркальной. Справа от меня всхлипывает Володя. Он вбирает губами стекающие по лицу струи и отплевывается. Володя как-то всем телом наваливается на вибратор, и я не пойму, что его сильнее трясет — вибратор или ледяная звенящая стынь. Вчера комендантша, составляя какие-то списки, спросила у него: — Ты кем работаешь? — Я бетонщик-гидростроитель, — с подчеркнутым достоинством ответил Володя. — Значит, бетонщик, — записывала комендантша. — Нет. Я — бетонщик-гидростроитель, — упрямо повторил Володя. — Так и запишите. Да, среди строителей появилось особое, новое подразделение: гидрострои тель. «Ты кто?» — спросят у механизатора. «Бульдозерист», — ответит тот и до бавит обязательно: «Гидростроитель». «Ты кто?» — спросят у мужика, лазающего с топором по опалубке. «Плотник»,— скажет он и добавит: «Гидростроитель». Не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2