Сибирские огни, 1962, № 8

— Ладно, пойдем... Лыков аккуратен, беспощаден и прям, как штык. . На его столе грудками лежат просмотренные вечером бумаги. Одну из грудок он подвигает мне. — Твои. Прочитай сейчас. В основном, это жалобы «твердозаданцев» на «беззаконные дей­ ствия» бедноты и сельсоветов, а кому же и следить за «попранной» за ­ конностью, как не юстиции. Письмо священника. «Церковь отделена от государства,— пишет сми­ ренный иерей, державший батрака и батрачку и засевавший огромную площадь земли,— Укажите закон, по которому можно меня облагать. Бу­ ду жаловаться товарищу Калинину». — Что скажешь, «наркомюст»? Здорово закрутил поп? Мне про него говорили: «великий законник»! Голой рукой не возьмешь... И вправду: церковь — отделена! — Церковь —- отделена, а батюшка — нет. Не отделен. — Как так? — Он подданный РСФСР... Вот если бы — французский или, скажем, немецкий... А то — наш. — Силен!.. Силен!.. А если мы батюшку — того, на высылку? — Решайте сами, с общественностью... — А юридически?.. — Вполне. Но политически?.. Наша деревня напитана религией, как губка. Это тебе не Питер. Да и там,— ты сам рассказывал,— приходится тралить осторожно... — Читай дальше. «Я красный партизан и имею орден. Мне дали государственную ссуду на обзаведение скотом. По какому праву меня зачислили в кулаки?» — С этим как? — спрашивает Лыков.— Я проверил: кулачина по всей форме! Мельник, крупорушечник, каждый год — сезонные батраки!.. Вы его тут подкармливали... И вообще — перерожденец!.. Я с ним лично говорил. Прямая сволочь!.. А кто виноват? Мы виноваты! — Не мы, а правоуклонисты. Такие, как Косых! — Беспредметный спор, товарищ следователь. Твое мнение?.. — Еще и еще поговорить. Попытаться убедить, чтобы выполнил твердое задание и все хозяйство сдал в колхоз. — А если — бесполезно?.. — Через край лишить избирательных прав. После лишения — отоб­ рать орден по суду. И, в первую очередь,— сослать! — Вероятно, так и сделаем... Большие стенные часы бьют четыре раза. Глаза мои слипаются. Я за ­ бираю стопку писем и встаю. — Что, кишка тонка? — Хоть на бюро ставь — больше не могу! Которая ночь! — Хлипкий вы народ... Распустились в деревне,— тихонько смеется Лыков.— Иди сюда. Смотри... Он подходит к двери в соседнюю комнату, открывает ее осторожно, стараясь не скрипеть. В комнате на разостланных тулупах спят какие-то люди. — Рукавишников,— шепчет Лыков,— Афиногенов, Моторин... Я дал им два часа тридцать минут. А домой не пустил... Знаешь что, давай-ка и ты приляг здесь, а? Как в подвахте или в караульном помещении... Не хочешь? Слабак!.. Притворив дверь и перейдя в свой кабинет, он говорит уже громко: — Время-то какое, следователь! В сто тысяч лет один раз такое вре­ мя бывает! Пройдут годы — будущие парткомы, будущие коммунисты —