Сибирские огни, 1962, № 8
бил. Я бы побаловался и ушел сам по-хорошему. Теперь не уйду, пока , трех ваших для начала не подберу. А там видно будет, не взыщи, кривой». В конце письма была приписка, прочитав которую, Шаркунов при- - шел в ярость. «Поклон твоей жене Анне Ефимовне. Она у тебя ласковая, обходи тельная. Летом встретились мы на станции. Я ее довез на своем таран тасе. Разговорчивая. Много она для первого знакомства мне о твоих де лах доложила: сколько у тебя милиционеров, и кто храбрый, а который — трусоватый, и кто подвержен выпивке, и сколько лошадей, и что ты против Огонькова проклятого замышляешь. Таким тружеником обрисо вала — мне прямо жаль стало: как тебя, израненного да кривого, на та- , кую веселую службу хватает? Кланяйся Анне Ефимовне, а с тобой еще повидаемся. Огоньков Федор», Прочитав письмо, я вызвал жену Шаркунова и официально допросил ее в качестве «подозреваемой». Она, узнав истину, плакала и причитала: «Боже мой! Какой милый, предупредительный, интеллигентный молодой человек!.. Кто бы мог подумать!.. Отрекомендовался так культурно, гово рит, уполномоченный кооперации из округа, пожалуйста, гражданка, до везу почти до Святского в своем экипаже. Мой-то, кривой черт, не дога дался даже лошадь за мной на станцию послать... Хотя и то верно: когда я от мамы из Омска возвращалась, телеграмму уже с дороги дала. Опоз дала телеграмма, а тут — попутчик... Такой культурный, вежливый и да же очень воспитанный, интересный!..» На другой день Шаркунов вошел ко мне в камеру нетвердыми шага ми. От него пахло водкой. Сев к столу, достал из коробки папиросу, но, повертев в пальцах, положил обратно и тихо сказал: — Теперь нам вдвоем с ним на земле тесно будет... Вот так, товарищ следователь... И ушел, звеня огромными драгунскими шпорами. Начмил с оперативной группой надолго выехал в район. На этот раз операция закончилась полным разгромом огоньковцев. Застигнув банду на небольшой заимке, где Огоньков устроил дележку с цыганскими главарями, Шаркунов окружил ее плотным кольцом стрелков. Из девяти бандитов семь остались на месте. Попутно пристрелили пустившего в ход двухстволку цыганского баро и выгнали из района весь табор. Банда прекратила существование. Пошла победная реляция в округ. Наступило затишье, кончились дорожные ревизии и юмористические расписки. Но Дьяконов, узнав о разгроме банды, сомнительно покачал головой, а легко раненный в перестрелке Шаркунов ходил мрачный: среди убитых Огонькова не оказалось. Бесследно исчез также наш Ромка. Цыгане утверждали, что его не было ни в таборе, ни в банде. Выпал снег. Потянулись тусклые, серенькие ноябрьские дни с вялыми снегопадами, их сменил морозный декабрь. В райцентр пришла тишина, изредка оживляемая мелкими происшествиями да служебными интереса ми. Тут всполошился товарищ Петухов и бросил лозунг: «Зима — время политграмоты». Наряду с литературными кружками для райпартактива были учреж дены обязательные кружки политграмоты. В это слово товарищ Петухов ухитрялся вкладывать столько содержания, что сейчас, спустя тридцать лет, диву даешься: какие же крепкие нужно было иметь мозги, чтобы, по требованию Петухова, не только заниматься в кружке текущей полити-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2