Сибирские огни, 1962, № 8
только еще отправляют посылку, а до меня уже дух яблок доходит? По рукам, Кулагины, по рукам, крохотный человечек, во Львов, так во Львов. Только, ребятки, без жены — нет таковой и не предвидится. Первое письмо — под подушку. Что там мне пишут мои лисички- сестрички? Так и есть: собрались втроем в далеком Приононском колхозе, за торами, за долами, в широкой степи — и зовут меня к себе. Что зоотехник Людмила Амелина (бывшая Беломестнова) там, в сво ем родном колхозе, — это понятно. Что инженер-флотатор Нина Иванова (тоже бывшая Беломестнова) со своим рыжим муженьком — маркшейде ром и теннисистом — оказалась там — тоже ясно. И что моя самая ма ленькая — Наташка (пока еще Беломестнова) вместе с сестрами — как же может быть иначе! Но при чем тут, я вас спрашиваю, при чем тут фрезеровщик Гриша Созонов? Кто таков есть? Откуда? Сейчас все про яснится: переверну страничку. Вспоминают зачем-то те самые трудные годы, когда не стало отца и не стало матери, и что я был тогда рядом с ними, и был для них и отцом и матерью — вытянул, вырастил, выучил... и чтобы я не думал, что они забыли... Да к чему все это? А вот к чему: «Толя, как же без тебя спра вить Натулькину свадьбу? Ждем тебя, ждем, ждем...» Вот и ты, Наташа, уже не' Беломестнова. Через год шагнешь из меди цинского и -—вместе со своим Гришей — в крутые соленые волны жизни! Там, во Львове, — родился человечек. Тут, на Ононе, — свадьба. А тебе что, Беломестнов, кроме этих радостей? Читай третье письмо. Письмо от Ирины. «Здравствуй, мой день добрый, вчерашний, здравствуй, мой добрый дом, мое печурочное тепло... Я ни о чем не жалею, ничего не прошу, не зо ву тебя. Мне хорошо: у меня есть ты в прошлом, и есть он сейчас — мое горение, моя тревога, мое дикое звездное жилье. Как бы я хотела, чтобы твои дни и ночи, твоя дремлющая душа были пронизаны острым морским ветром, пронзительным вскриком чаек и призывом в даль...» Что делать мужчине, если девушка не нашла в нем для себя всего, чего просила душа: тихий дом и звездную даль, тепло очага и пороховой костер в ночи, свою тишину и свою одержимость. Не угадала, не нашла... Не захотела искать. Кто виноват в том, что люди не умеют совершать открытия в душах у близких — такие же смелые и головокружительные открытия, как в нед рах атома и глубинах космоса. И — не менее важные для судьбы че ловека. Кто виноват — ты или она? Черт побери, почему так нестерпимо пахнет в этом доме садами, цве тами, медом, лугом, может, это — запоздалое дыхание моей первой любви?' — Чего ты, батюшка, все нюхаешь-разнюхиваешь? Под кроватью ко робок... От него дух идет!—Дарья Мартьяновна стояла на пороге, скре стив руки. — Секретарь с почты привез на мотоцикле своем. Еще третье- годнись... За широкой старухиной юбкой виднелись две пары коричневых, в ца рапинах, ног, две знакомые головенки — одна с челкой, другая бритая, ладная, точно облупленное яичко. — Витюш, Леш, — гаркнул я во всю силу легких. —Живо, молоток,, клещи! Давайте потрошить ящик! Здорово взялись за дело мои рыбаки! Стулья в сторону, коврик—под стол, старые газеты — на пол, посыл ку на газеты, и плотно уколоченный ящик заскрипел, закряхтел под креп кими смуглыми пальцами.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2