Сибирские огни, 1962, № 8
Лазарев стоял в двух шагах от сестры. Но дальше шагнуть не ре шался. — Что ж, сестрица, — он засмеялся гортанным смешком, словно про полоскал горло, — может, и родной матери сына не дашь? Полина! — по- хозяйски спокойно и властно позвал Лазарев. — Иди, бери сына... Он даже не оглянулся, даже мельком не взглянул на женщину. Как будто собаку высвистнул. Женщина медленно вышла из своего угла. Она сопротивлялась — каждой жилкой, каждым виточком волос, всем трепе том смуглого дикого лица. Сопротивлялась — и шла. — Полина, наш сын, наше право... Иди, иди! И Полина шла — покорная, отчаявшаяся, смятенная. И с каждым шагом слабели руки Настасьи — вот сейчас они упадут, и Лазарев откро ет дверь. За толстой, обитой дерюгой, дверью послышался шорох, прерывистое горячее дыхание, и высокий сипловатый мальчишеский голос ударил по сердцу: — Я не хочу! Па-ап, ма-ам, Настя... Не хочу к нему, не хочу по ваго нам, от Алешки не хочу. Ма-ам, па-ап, Настенька, не отдавайте меня, не отдавайте! Голос оборвался. Снова шорох. И прерывистое дыхание. Полина от прянула от двери. — Нет, нет, я не могу... Я не могу... И она, не отрывая взгляда от двери, все отступала назад, в свой угол. И снова Настасья в одиночестве — лицом к лицу с братом! Нет, Ла зарев, ничего у тебя, подлюга, не выйдет! Я рванулся было к двери, но мягкие и хваткие руки Никанорова попридержали меня за плечо. Бесшумно поднялся со скамьи Каримулин и стал между Лазаревым и Настасьей — блинообразная полотняная кепка, широкие плоские шта ны, круглое сплюснутое лицо. Смешной, неказистый человек. — Он не хочет, — Каримулин изогнутым большим пальцем показал на дверь. — Она не хочет,— он ткнул всем кулаком в угол.— Никто не хо чет, — бригадир взмахнул обеими руками. — Иди, ступай, здесь твой де ло кончилось! Каримулин говорил все это тихим, дружелюбным голосом, но глаза у него сузились в ниточку, и лицо стало неожиданно жестким и сильным. Тут я понял, кто таков есть Каримулин. И тут я понял, кто таков есть Сергей Митрохин. Он мгновенно открыл дверь из табельной в квартиру и втолкнул туда Настасью и Ксению Ивановну. Валю подтолкнул к Полине, меня к Ника- норову. Шепнул что-то Кирюхе и Ваньку — те разом расчистили проход— от Лазарева до входной двери. И сам — приземистый, квадратный — стал перед Лазаревым, прибли зив к нему изрешеченное рябинами лицо. — Мотай, Лазарев, отсюда, — сказал он. — Чтоб запаху твоего тут не было! — Это ж как, граждане, — пятился тот к двери, — я же отец, я же грудящий, я ж по праву... — В землю, Лазарев, заройся, — сказал Митрохин, — но чтоб здесь мы тебя не видели... Мотай, мотай, ты, трудящий! Он, сорвав со своей головы кепку, подсунул ее под бороду Лазареву я запел, запел, леший эдакий: Не доел, ие допел и не допил. А уж печь раскаленная ждет, И никто мой трудящийся пёпел Никогда навестить не придет!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2