Сибирские огни, 1962, № 8
Итак, Беломестнов, надо отвечать на вопросы. Как же ты ответишь? Но меня опередил телефон. Длинный, требовательный звонок. — Вас, Анатолий Фирсович, — сказал Никаноров. — Угзон. Райком партии. Кто — Космачев или Малыгин? — У тебя, Беломестнов, партийное задание, а ты словно на прогул ке. Не ставишь секретарей в известность. В субботу бюро. В пятницу на до иметь решение... Что же ты молчишь? Я бы с удовольствием укусил телефонную трубку для спокойствия. Не кричать же, когда тридцать человек сидят, молчат и поглядывают на тебя. — При чем здесь решение, Михаил Федорович! Надо понять и помочь. Совсем спокойно сказал, честное слово! — Неужели тебе не ясно? Пять дней разбираешься. Пять дней лежит в делах жалоба на Никанорова. Никаноров стоял близко от меня. Я плотнее прижал трубку к уху — хоть бы мастер не услышал нашу перепалку. — Все гораздо сложнее, Михаил Федорович, не будем по телефону! — Вот как, — холодно ответил Малыгин. — Не будем по телефону? Ты будешь, а райком не будет? Ты со всех разъездов отдаешь команды. Снабженцам — приказ. Кинофикаторам — предписание. Дорпрофсожу— распоряжение. Это сделать, то прислать, тут неладно, там исправить. Не много ли берешь на себя? Ты всего лишь внештатный инструктор. Понял, где ударение: внештатный. Вне. Твое дело проверить, узнать, записать, со общить. Дело райкома — принимать меры. Ты даже товарищу Филину, начальнику дороги, указание даешь. Райком не позволит! Сказать: «Хорошо»? Что-нибудь невнятное буркнуть? Или просто взять да повесить трубку? Разве этому тебя учила жизнь, Беломестнов! — Слушай, Михаил Федорович, ты сказал: райком. Так вот, я и есть райком. Я на этом разъезде сейчас райком. Не указывающий, не про веряющий, а помогающий райком. И вот я, райком с разъезда, обраща юсь к тебе, райкому в городе: подтолкни урс, чтоб сюда вагон-лавку, за ставь профсоюзных тетушек дать путевки здешним ребятишкам, нажми на Управление дороги... — Довольно! — ответил Малыгин голосом льдины. — Ты, Янек, сов сем свихнулся! Немедленно выезжай в Угзон. Кстати, тебе куча писем от каких-то девиц. Сомнительные письма... И еще в адрес райкома! Ну, раз я свихнулся — получай, зануда! — Конечно, сомнительные,— с яростью ответил я.— Мне пишет Шар лотта Люксембургская, и еще разведенная жена иранского шаха, и еще внучка Навуходоносора... А распечатывать чужие письма — это знаете как называется! — Хватит, Беломестнов! Надо понимать свои функции. Обществен ный инструктор — это вспомогательный механизм. Решает аппарат, за помни! Не зря я отговаривал Космачева, чтоб не посылал тебя! Ладно, Космачев вечером возвращается. И ты выезжай. Мы уж тут мозги тебе вправим! Все! И он повесил трубку. Я боялся взглянуть на Валю, Митрохина, Настасью, Никанорова, на женщин, которые делились со мной своими мелкими, будничными забо тами. Неважно выгляжу, жалко. Я почувствовал на плече крепкую ладонь мастера. Я повернулся к путейцам, беспомощно развел руками. На лицах у всех я встретил понимающую улыбку:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2