Сибирские огни, 1962, № 8

Заглянул на кухню. Я и не слышал, как встал и ушел Никаноров! Ловко это он — даже привалившиеся к нему ночью сыновья (он постелил им и себе на полу, возле печки) спали нетронуто и мирно, будто еще чу­ яли лбами теплое плечо отца. А спать им, отцу и парнишкам, было жестковато — на плащах и тело­ грейках. Зато — вместе. Так, рыболовы, пожалуйте теперь на отцовскую койку. Сначала я перенес Лешу. Он был тяжелый и налитой, точно свинцовая бабка. Я подкатил его к стене, и он замер, подогнув коричневые, в молоч­ ных царапинах ног,и. Старший был легче кровати-раскладушки. Он вздро­ гнул, когда я коснулся его, полуоткрыл узкие глаза, а когда очутился возле брата, вплотную прижался к нему тонким крепким телом. Такие не­ схожие и такие родные... , Несхожие! Только потому, что у одного золотистые волосы Лазарева, а у другого галочья чернота матери? А мне виделось и в Лешином лице и Витюшином лице что-то неуловимо общее, очень роднившее их, и это бы­ ло не материнское, это было никаноровское, — то, что привело их этой ночью к нему. Но куда же подевался дорожный мастер? Я вышел на крыльцо величиной с пятачок. Вдали дымчато синели беспорядочные нагромождения сопок, дымча­ то темнели частые гребешки сосняка, дымчато светилась розово-зеленая луговина. Куда он в такую рань? Что у него на сердце? Неожиданно из-за угла дома вынырнула Настасья. Белый сарафан с крупными розовыми цветами делал ее еще более угловатой и не­ складной. Она стояла внизу у крыльца и смотрела на меня напряженно и вызы­ вающе. — Здесь они или слых один? — голос у нее срывался. — Я про Витю с Лешей... Она, точно воробей, скакнула на ступеньку, на вторую — я подался в сторону. — Ты мне не мешай! — светло-зеленые глаза глядели на меня робко и угрожающе. —Я им тетка родная! Она прошла. Я за нею. Настасья стояла у железной койки и страдальчески морщила круп­ ные потресканные губы. Мальчики лежали, как улеглись — на боку. Зо ­ лотистая челка у бритого затылка. — Сюда пришли, к отцу... Ишь, человечки умные, —она повернулась ко мне. — А тех не пускайте, если придут — с крыльца тырчком! И Ефим­ ку и Полину. Вы поглядите, как Витюша дернулся—даже во сне без стра­ ха не живет! Она подоткнула под матрац сползшую простыню. — Я Вале и Митрохину настрого приказала: никому ни словечка. Видели — и забудьте. Они, Валя и Cepera, допоздна загулялись, аж за лу­ говину, до сосняка — и оттуда ребят до самой табельной проследили. Ва­ ля прибегает: «Настя, Настя, Витя Лешу чуть не на руках тащит». Я тут же косынку на голову, да одумалась: пусть с отцом наговорятся. И чего это ты мне наговорила, глупая баба! «Валя с Митрохиным... допоздна гуляли... Аж за луговину...» Черт побери! Печеные пирожки в карман совала, на коленях сидела. И как у нее это здорово получилось: «Уй, это же Толя!» В волейбол потя­ нула играть... Ну и что же? А гуляет с Митрохиным. Допоздна. За луговину, к со­ сняку. И делу конец!