Сибирские огни, 1962, № 8

Тусклая, ненаезженная рельсовая колея широкой и плавной спи­ ралью уводила нас в глубь страны песка, озер и холмов. Ни построек, ни людей. Ни движения, ни звука. Изжелта-серая пес­ чаная тишина, холодок августовского заморозка, яркий до немоты закат. Для кого—мир детской мечты. Для кого — мир юношеских окрытий. А для меня — что-то от боли и ненависти, от фронта. Неистовая ти­ шина перед боем. Еще мгновение, и на нас обрушится вихрь огня, и металла. Мы с Коноплевым упорно молчали. Только дрезина выщелкивает: «Чемакин, Чемакин, Чемакин». Август тысяча девятьсот сорок четвертого. Такая же изжелта-серая равнина — пески горьких солдатских вос­ поминаний. Горит танк Борьки Чемакина. Прямое попадание. Пылающий чад­ ный железный костер. Горит песок, горят камни, горит вода, политая бензином. И одна только мысль: доползти, открыть люк, вытащить, спас­ ти... Борька, дотерпи, отшепнись от огня, я рядом, я уже на танке. Я уже держу тебя, Борька... Горящий песок, горящее небо. Горящая вода. Запах горящего мяса.. Тащи, не гляди, ползи, ведь он живой, он дышит. И доползи. Если даже оставишь там, в огне, опаленную ногу... .«Чемакин, Чемакин, Чемакин». Ну и Борька! И потянуло же именно сюда, на старый балластный: карьер, где каждая яма, как окоп, а гравийные валы — бунты, как дзо­ ты! Все мирно, все спокойно и все — как память войны. Дрезина прошла еще левее по крутому закруглению, и мы чуть не уткнулись в черную выпуклую грудь небольшого паровоза. За ним, на! платформе, высились продолговатые конусы гравия — словно огромные- детские песочницы. Мы спрыгнули с дрезины, сняли ее с рельсов, оттащили в сторонку.. Тотчас паровоз двинул грудью и стронул платформу на десяток метров, вперед. Глубоко увязая в теплом гравии, мы пошли на звук моторов. Первое, что мы увидели — стрелу экскаватора. Плавно, изящно- несла она к платформе ковш с песком. Я сразу узнал руку Чемакина! Ведь узнавал же по игре Ван Клиберна или по кисти — Пикассо! Так и я узнал Чемакина. Это он играет на кларнете. Это походка еп> танка. Это он сейчас ведет стрелу — ритмично и мужественно. Мягкий и волевой, расчетливый и увлеченный, Борька Чемакин! Очень любил его наш Главацкий: «Краснеет, как девушка, дерется, как парень, играет, как артист. И флейта, и труба, и скрипка в одном фут­ ляре... А наипервейшее — надежный. Надежная рука, надежное сердце». Да, надежный. Когда в хибару за Красным мостом пришло извещение- с фронта, Чемакин сделал все, чтобы вырастить малышей Миши Гла- вацкого. И вот — Борька рядом, здесь он, Борька. Но пока я видел лишь стремительную Борькину стрелу. Самого Борьку мы не видели сквозь закопченное стекло кабины. Ви­ дел ли он нас? Я сорвал с Санькиной головы кепку, помахал. Кепку — огромную,, пеструю — он должен заметить! — А ведь здорово придумал! — хмуро сказал Коноплев. — Ну и башка! — Что придумал!.. Кто придумал?