Сибирские огни, 1962, № 8
Девчушка живо обернулась и привстала на коленях. Над спинкой стула показалась сначала ложка, потом светлые волосенки. — Ма-ам, гляди, гляди, сколько колесиков, у-у, сколько колесиков разбежалось! Женщина ухватила девочку за край розового платьица. — Ешь, Манятка, ешь! — сдавленно прошептала она. — Много ли колесиков принес с трудов праведных? — грубо сказала Любаша. — Ты, болящий-скорбящий! Ефим, легко сгибаясь и разгибаясь, словно пританцовывая, собрал все до одной монетки и кое-как завернул в бумажную рванину. — Спокойно, Любаша, без фокусов,— отвечал он неторопливо.— Не лезь не в свое дело. У меня справка инвалидная. Мне за мои страдания подают. Вот тебе четыре пачечки двугривенных. В этих восьми пачках — пятиалтынные. Гривенников пятнадцать пачек. А тут медяки. Итого с вас бумажками триста сорок пять целковых... Неожиданно возникли перед глазами неуклюжие каракули на листке из школьной тетради. Как там про Куркина: «А на водку спущает все до крайности, так что пошарь — ни гривенника, ни пятака». Ни пятака, ни гривенника! А тут — даже двугривенные... Фу, какая чепуха в голову лезет! При чем тут то письмо! Что же отвечает Любаша этому типу? — Это всего-то за три дня! Сколько ж ты людей по крошечке-то обобрал! — Прикуси-ка язычок, Любаша! Поворачивайся проворней... Хочешь, считай, хочешь доверься. Я без обману. Три сотенных цельными давай, а те — мелкой купюрой. Только рванины не суй, в тот раз рубли подкину ла — хвать-похвать у одного уголочек оборван, а другой поперек под клеен... — Ах ты, бедняга, рваный рубль ему попался! Нарочно я тот рубль разодрала, как ты рубаху свою! Вот паразит — она обернула ко мне свое лицо — худое, с впалыми щеками и остро выступающими скулами — ли цо усталое, молодое, разгневанное: — Ведь у нас машинист экскаватора в самую горячку столько не выколотит. Вон Чемакин, если будете на карь ере, — спросите хоть его... Ах ты, паразит, бабник проклятый! Но, злясь, возмущаясь, буфетчица все же складывала медь и серебро и отсчитывала Ефиму бумажки. Так, нищий-профессионал. Все справки на руках — от домоуправления, милиции, поликлиники, собеса, военкома та. Голыми руками не возьмешь. В общем ясно? А не в общем? Кто он такой? — А эту пятерочку возьми, Любаша! — невозмутимо произнес мерт вый мягкий голос.— И всю потрать. Всю на ту девчонку потрать. Компо так ей, шоколадку... Мамаша ее, может, подумает, поймет цену моим де нежкам... Не будет из себя чистюлю строить! — Любаша! — губы у молодой матери были белые-белые, точно ме лом провели по ним.— Любаша, не надо мне от него ни копейки. Я-то еще не нищенка... Ведь я про него такое и подумать-то не могла! Люба быстро взглянула на меня и чуть не в лицо кинула Ефиму си ний бумажный комок. — Интересное дело, — громко сказала она,— как баб с толку сби вать — нисколько ты не болящий. По поездам скакать — как бык здоро вый. А вот на путях работать, как все твои родичи, неспособный. Да пойми ты, Лазарев, разве настоящие мужики так живут! «У нас, у Лазаревых, один только выродок... Вряд ли с ним встре тишься!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2