Сибирские огни, 1962, № 8

сорок один и сорок два. И товарные тяжеловесные поезда. И военные- эшелоны. А сейчас он же, в красной фуражке и со свернутым флажком,, открывает перегон — кому? — маленькой съемной дрезине. Кому? — му­ хе на колесах. Кому?— им открывает, рыбакам Лазаревым! Мы были уже в шагах двадцати от желтого флажка: перегон свобо­ ден, путь безопасен, мчитесь, друзья, куда вам надо, полный вперед! — Останови! — тихо сказал я Коноплеву. До него дошло не сразу. —• Останови же! Коноплев тряхнул своей великолепной кепкой. Дрезина стала точно> напротив начальника разъезда. — Здравствуйте! — торопливо .сказал я. — Вы сможете вот сейчас, сию минуту, дать мне диспетчерскую связь с отделением? — Смогу, — бесстрастно ответил человек в красной фуражке. — Но через четыре с половиной минуты я уже не выпущу вас с разъезда. Идет пекинский. Следом товарный. Минут тридцать пять продержу. — Тогда, пожалуйста, поскорее! Сань, не выключай. Начальник разъезда соединил меня с Утзоном. Я разговаривал, а он расхаживал по комнатушке, останавливаясь то перед коробкой сигнали­ зации, то у окна — я почти не видел его лица. Мотор нашей дрезины сыпал в открытую дверь горохом скороговор­ ки: «Поживей, идет пекинский, торопись, идет товарный». Я попросил ь телефону начальника урса. — Товарищ, послушайте. Говорят из Семиозерной. Скажите, скоро> ли сюда начнут доставлять белый хлеб? — Кто говорит? — осведомился вялый, незлобивый голос. — Какая разница! Гражданин говорит, путеец. Так когда же мы бе­ лый хлебушко увидим? — Так вот, товарищ дорогой, — голос спокойный, терпеливый и, как ребенку, растолковывает, — выйдет у нас черная мука, тогда и начнем калачи печь. — Не понимаю. А почему нельзя... — А потому, гражданин путеец, что склад до потолка завален. По­ вернуться негде. Израсходуем ярицу, завезем тогда беленькую... Даже высших сортов... Все? «Все, все», — тарахтит мотор. «Все, все!» — говорит узкая сутулая спина начальника разъезда. Фургон. Рыхлый хлебовоз. Черные, сыроватые буханки. Руки стару­ хи, перебирающие хлеба. Корка, соскакивающая, как галоша с ноги. — Нет, не все. У вас дети есть? — Ну, есть, — вялая, выжидательная ирония. — На что они вам, мои дети? — Вы где для них берете ситный? И сдобу? И сушки? Любит ваша дочка, скажем, рогульки? Молчание. Пыхтение и сопение. Досадливое, раздражительное и не­ доуменное. «Поскорей, идет пекинский, поживей, идет товарный...» — Слушайте, вы, путеец! Вы как со мной? — А как еще? Знаете, вы кто? Лежебоки-хлебопеки. Рыболовы. Не­ учи. И еще... «Беломестнов, никаких эмоций. Факты. Докладные. Цифры. Ре­ шение». Я повесил трубку. Начальник разъезда подошел, заглянул в глаза. Нет, он не так уж молод. Лоб в продольных и поперечных морщинах. Грустные глаза. Ему за сорок.