Сибирские огни, 1962, № 8

тражениями минуты, и правды истинной, но не подлежащей оглашению. Повесть В. Некрасова «Кира Георги­ евна» посвящена правде искусства, утверждению того, что изворачиваться, хитрить искусством нельзя. Острая, обнаженно полемическая по­ весть эта глубоко современна, художник опровергает приспособленчество, он ве­ дет бой за реальный, а не «визуальный» хлеб нашей духовной деятельности. В отличие от произведений, в кото­ рых ловкач от искусства одним прикос­ новением к достойному типажу незамед­ лительно заслуживает одобрение руково­ дящих товарищей, Кира Георгиевна в своем творчестве естественно бодра, в ней нет осознанной корысти. Она тво­ рит, как и живет, не задумываясь. Она существует весело, беззлобно, с милым Юрочкой она походя вступает в милые, ни к чему не обязывающие интимные от­ ношения, он позирует ей для скульптуры «Юность», и гордо запрокинутая голова юноши так естественно глядит в небо, ибо и сама Кира Георгиевна не любит огорчать себя лицезрением того, что омрачает земную жизнь. Кира Георгиевна встретила в Киеве институтскую подругу, прикоснулась к ее тягостной, неуютной судьбе, и вот она уже спрашивает своего попутчика: «А может, хватит Киева? Мне что-то за­ хотелось в Рио-де-Жанейро». Ох уж эти ладно оформившиеся жиз­ нелюбы, — стоит им малость снизойти к людям, прикосновенным к пенсиям и стипендиям, как их незамедлительно на­ чинает мутить. Кира Георгиевна и в Рио-де-Жанейро останется сама собой, никому не желающей зла оптимисткой. Ведь она не из худших. В том-то и дело, что в характере Ки­ ры Георгиевны нет вульгарного приспо­ собленчества, она вовсе не цинична. Она и с искусством своим возится от души, не лукавя. Она лишь ничем не поступа­ ется для искусства, как, впрочем, ничем не поступается и для окружающих ее людей. Она от всех что-то берет, ничего не отдавая. И все трое мужчин, с кем связала ее судьба, почувствовали источа­ емую ею пустоту. Ушел от нее Вадим, ее первый муж, глухое одиночество ско­ вало Николая Ивановича, второго ее му­ жа, и даже милый Юрочка забыл о ней, смущенный неправдой ее жизни. Именно спокойствие и породило в Ки­ ре Георгиевне, говоря словами Л. Тол­ стого, душевную подлость. И когда Кира Георгиевна, оглянув­ шись на свою жизнь, с тоской подумала, что в ней «все ложь, ложь», когда стало ей, быть может, впервые в жизни, с т ы д н о — только тогда разглядела она, что ее скульптура «Юность» гордо запрокинула в пространство «безжизнен­ ную голову», и многое, многое из сде­ ланного ею оказалось «холодным, мерт­ вым, придуманным». Чувство стыда, впервые проснувшей­ ся совести художника, заставило Киру Георгиевну покинуть мастерскую, в ко­ торой, живя нечистой жизнью, она пы­ талась без всякого «беспокойства и тре­ воги» глядеть в небо. Но оказалось, что неправда ее жизни заволокла перед нею и небо ее искусства. Повесть В. Некрасова современна в самом достойном смысле этого слова,— в специфической области искусства по­ весть воплотила очистительный дух вре­ мени, борьбу нашей партии с самодо­ вольством и равнодушием эпохи культа, борьбу за человека, призванного в труде и борьбе утверждать высокую правду коммунизма. В романе В. Фоменко «Память зем­ ли» примечательна фигура секретаря райкома Сергея Голикова, угловатого, беспокойного парня, чья нетерпимость к неправде не мирится с услужливостью «тренированной совести». Голиков «сравнивал сегодняшнюю свою работу с фронтом. В наступлении, в цепи, боец совершает перебежки, падает за бугор­ ки, стреляет. Делает это со всеми одина­ ково и вместе с тем по-своему. Можно больше стараться бить в цель, а можно больше укрываться за бугорком. И сами перебежки один делает для того, чтобы быстрее приблизиться к рубежу атаки, а другой — чтобы скорее упасть за спа­ сительный бугорок. Как ты поступаешь — по первому или по второму способу— со стороны не видно. Тут дело твоей высокой солдатской совести или, наобо­ рот, подлости». И Голиков мучительно задумывается над тем, не похожи ли его нынешние действия на «бугорковый» способ перебежек, когда больше дума­ ешь не о том, как поразить врага, а как бы укрыться от опасности. Между требованием совести, солдат­ ского долга бить в цель, и естественным стремлением укрыться за бугорок, су­ ществует бесконечное количество вариа­ ций поведения. В ином солдате «бугор­ ковый» способ закрепляет труса и пре­ дателя, в другом солдате приближение к врагу, боль за сраженного рядом това­ рища превозмогают страх, вызывают святую ненависть, закаляют, толкают к подвигу. Сила, бесстрашие советской литерату­ ры сказывались в способности охватить всю сложность переживаний массы лю­ дей, оказавшейся в солдатских цепях, ведущей бой за новую жизнь, за комму­ нистическую правду. И достижения этой литературы также зависели от того, в какой мере и сам художник преодолевал «бугорковый» метод преимущественного залегания, отгораживания от опасно­ стей. Те самые новые явления нашей жиз­ ни, которые, по признанию Е. Мальцева, «перевернули» его представления и по­ будили написать роман «Войди в каж­ дый дом», благотворно сказались и в но-