Сибирские огни, 1962, № 8
тор, писатель-гражданин, разглядел за бесспорньши рекордами мастера свино водства индивидуалистку, бесстыдно за ставляющую весь колхоз отрабатывать ее славу. На ферме знатной свинарки все было правдой. Никаких приписок. И все было ложью и подлостью. Ибо коро вы колхоза не давали молока, куры — яиц, овцы — шерсти, корма шли толь ко на знатную свиноферму, а колхозный трудодень оставался самым тощим по району. По этому поводу у меня состоялась примечательная беседа в редакции жур нала. Своего собеседника я знал давно, поэтому разговор велся в доверительно дружеских тонах. Ласково похлопывая меня по плечу, он говорил примерно следующее: — Ну, что ты, чудак-человек, приду мал! Где же это видно: все газеты шу мят о знатной свинарке, портреты ее пе чатают, поэт успел стишок о ней тис нуть, того гляди ее в Англию пошлют, а ты, чудо-юдо, хочешь, чтобы я под ко рень авторитет ее подсек. Да кто мне это позволит? Я сослался на то, что авторитет тут липовый, что все это неминуемо раскро ется, ибо успехи фермы лишены здоро вой экономической основы. Собеседник и слушать не хотел возражений. — Что ты,— продолжал он,— не по нимаешь партийного интереса. Ведь ав торитет получился уже не личный, а об щественный, г о с у д а р с т в е н н ы й!!! — и редактор вонзил палец ввысь, а гла за его так и источали мудрейшую поли тическую хитринку. — Может, стерва эта и облапошила районных губошлепов, но теперь дело пропащее, организован ная ею слава принадлежит всем нам и находится уже в сфере государственных интересов. С политической точки зрения и невыгодно кузькину мать ей прописы вать, — и редактор затрясся в мелких смешинках. Мой собеседник относился явно к про слойке деятелей, в глубине души убеж денных, что партийность как высоко нравственная мера общественного пове дения есть нечто условное, устанавлива емое и регламентируемое начальством. Для таких людей совесть — остаточное явление, ею и забора не подпереть. Какой глубочайший смысл в том, что членом президиума XXII партийного ■-ъезда была избрана молодая работница, текстильщица Валентина Гаганова. Че ловек из народа, она своим подвигом во площала мораль нового мира, мира ком мунизма, противопоставленного всем формам лжи угнетательского общества. Чистота нравственного чувства, ставше го государственным интересом, побудила Гаганову пренебречь материальной вы; годой и перейти в отстающую бригаду. Совесть, да-да, совесть толкнула моло дую работницу помочь отстающим по другам. В отличной статье «По какой правде жить?..» Д. Николаев справедливо отве тил литератору, почувствовавшему сму щение при упоминании о суде совести и усмотревшем в этом лишь пережиток религиозного сознания, что «человек с чистой совестью» — это и есть тот, для которого коммунистическая мораль не формальная «обязанность»,а проявление натуры, ибо совесть— «человеческое ка чество, которое мы и можем и должны брать с собой в коммунизм» («Вопросы литературы», 1961, № 11, с. 103). По смердяковской логике, если нет бога — нет возмездия, тогда все дозво лено и совесть перестает быть помехой. Но ведь это философия лакейства! Само появление взволнованной, ду- шевно-пристрастной статьи Д. Николае ва, затем статьи Ф. Светова «Нрав ственный кодекс героя» («Вопросы лите ратуры» № 3, 1962 г.) — свидетельство обострившегося интереса к проблемам общественного поведения человека. Статья Д. Николаева называется «По ка кой правде жить?..». Она посвящена проблемам человеческой совести, ибо в Программе партии сказано: «В процессе перехода к коммунизму все более воз растает роль нравственных начал в жиз ни общества, расширяется сфера дейст вия морального фактора и соответствен но уменьшается значение администра тивного регулирования взаимоотношений между людьми». В тот же час, когда делегаты съезда избирали Валентину Гаганову, они по чтили память и своего черного брата, африканца Патриса Лумумбы, погибше го в борьбе с неправдой и тем обессмер тившего свое имя. И в эти же дни в ре дакцию газеты «Известия» потоком шли гневные письма советских людей, возму щенных тем, что в далеком Ашхабаде чета злобных двуногих, покидая город,, вырубила некогда ими посаженные пло довые деревья. Что сахалинскому рыбаку до конго лезца, а донецкому шахтеру до ашхабад ских древонасаждений? «Что он Гекубе?' Что ему Гекуба, что он плачет о ней?» Сила страстной мечты советского че ловека сделала его сопричастным всей людской боли, всем высоким радостям,, всему прекрасному и утверждающему жизнь. Поэтому страна наша и стала маяком передового человечества, поэто му совесть каждого из нас не может ми риться с существованием расиста в Юж ноафриканской республике, и с тем, что где-то под Воронежем мощный тягач во лочил рельс по кукурузному полю, чьей- то злой волей прикрывая неправду. Л. Толстому принадлежат слова: «Спокойствие — душевная подлость»'. Более деликатно выразился А. Блок: «Тот, кто поймет, что смысл человече- 1Лев Т о л с т о й . П. с. с., т. 60. Гослитиздат.. М., 1949, стр. 231.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2