Сибирские огни, 1962, № 8

жизнь глубину детской впечатлительности, блеск чистых глаз и завидную детскую доверчивость?.. В дверь без стука робко входит Андрей, глубоко запавшие глаза его на про­ долговатом лице, как всегда, мягкие и печальные. — Ребя-ата где? — спрашивает он певуче и глядит на пустые койки. — Кажется, на бегах. — На каких бегах? — Ну, на танцах. — Им, говорят, письма приходили. Фа-акт. А они мне конверты те обещали.. — Конверты? Использованные конверты? — Фа-акт. Может, у тебя есть? — Возьми вон лучше на тумбочке чистые. Андрей подходит к тумбочке, встает так, что мне виден его нос на фоне элек­ трической лампочки, мясистый, оттянутый вперед и немного пришлепнутый на конце, отчего, если смотреть спереди, кажется курносым. — Нет, зачем же чистые. А ребят, значит, нету дома? Фа-акт. — Белка дома? — как бы между прочим спрашиваю Андрея. — Да за стихами все. — Что за стихами? — Сидит за стихами, читает. Из-за нее и я уже приучился к стихам. Фа-акт. Вдвоем с Диной сидят, читают. Андрей вышел, а через минуту возвратился с большой коробкой из-под пар­ фюмерного набора. — Фа-акт. Вот, гляди, — говорит он с достоинством. — Очень интересно глядеть. В коробке оказываются картинки с конвертов, аккуратно обрезанные. — Это столько! — присвистываю я, поднимаясь на локоть. — Мало. Только девятьсот штук. Фа-акт. — Мало?! — Я бы больше насобирал, да стыдно просить в чужих общежитиях. Я все в своем... Да Белка еще помогла, она больше полсотни насобирала. «Стучали, стучали, и малиной пахло», — вспоминалась Белка. — Не собирать — пить будешь. Фа-акт. А я не пью, не танцую. Я отвожу глаза от Андрея и прячу в кулак позевоту. Девятьсот штук! С ума надо сойти! Как бы поняв мои мысли, парень поясняет: — Это еще ничего. Фа-акт. А почтовые марки еще труднее коллекциониро­ вать, или этикетки со спичечных коробок. Они мельче. Эти-то еще можно глядеть. На меня смотрит Циолковский. Менделеев. Сеченов. Павлов. Склифосов- ский... Передо мной бегуны, прыгуны, волейболисты, ватерполисты, теннисисты... Танцуют узбек с узбечкой, белорусе с белорусской, украинец с украинкой, осетин с осетинкой... — Это Марат Саакян от невесты получил. Говорит, что скоро сюда приедет. А это Семен Тынько — от отца. Он у него на Карпатах лесничий. А вот это — бабка Мишеля Бинюка шлет такие, с учеными на конвертах. Она учительницей была. Я и набрал у Мишеля за полтора года восемнадцать ученых и шесть писа­ телей. Фа-акт. Только к Первому мая она прислала вот этот, с танцами. Я прежде думал, что танец называется «Молдаванеску», а оно «Молдавеняску». Вот, про­ читай, на подписи. Фа-акт. А если композиторов поглядеть, то они на конвертах Сереги из девятнадцатой комнаты. У него брат в Кызыле баянистом в театре. Вот тот, что каждый день после ужина играет за стеной, так это и есть Cepera. Он ба­ ян купил. Фа-акт. А из Самарканда троим идут, в первую комнату, в восьмую комнату, и все с цветочками. Фа-акт. А если памятники разные и красивые мес­ та, то в двадцать шестую комнату надо идти. Там Гайнула и Хамза живут, из Ба­ шкирии. У Гайнулы девушка дома. Манера звать. Она в архитектурном учится. А Ивану жена из Братска шлет все с нарисованными детишками. А если картинка, со скотом, с коровами ли, с конями ли, или овцами, то это значит в четвертой ком-