Сибирские огни, 1962, № 8

— А все, кроме кашалотов, — надавит на первые четыре буквы «каша» в сам хохочет, ему, очевидно, кажется, что острота его очень оригинальная, хотя и заимствованная из кинофильма. Бригадир отсылает Генюху снять толь с забетонированного блока. Дождь на­ лил там глубокую лужу, затопив все. Лужа, как кофе с молоком, и Генюха плюхается там почти по колено, пере­ гнувшись в дугу, шарит руками. Он нашаривает в воде толь и скручивает в руло­ ны. Кепка падает на глаза. Возится на четвереньках долго. Я впервые замечаю, что щеки его не морщатся в улыбке, а руки передвигаются вяло, апатично. Но вот Генюха выпрямляется, упирает руки в бока, гордо оглядывается и, выпятив грудь, начинает быстро-быстро перебира’гь невидимыми в белесой воде ногами, как бы приплясывая, вдруг неистово хохочет. — В чем дело? Приглядываюсь. — Наш фокусник приладился сворачивать толь одними ногами, без помоши рук, — догадывается Белка, заражаясь Генюхиной веселостью. Генюха приплясывает на катящемся рулоне и счастливо хохочет: — В камыши, в камыши! А я думаю: какую неизмеримую радость приносит человеку даже малейшая победа в труде! День двенадцатый Лежу на койке, закинув ноги на никелированную дугу, повторяю «Техниче­ ские условия на производство бетонных и железобетонных работ». Эту синенькую брошюрку в сто страниц я когда-то читал и, кажется, что-то запомнил из нее, но теперь обнаруживаю, что я ничего не знаю, во всяком случае, не больше, если бы. из книги о хлебе я запомнил бы лишь то, что хлеб едят. Такие, невесть кем изо­ бретенные слова, как «портланд-цемент», «пуццолановый портланд-цемент», «гра­ нулометрический» и другие, подобные этим, путают все мысли, и в голове остает­ ся какой-то тяжелый дым, напирающий на виски. Над койкой водопад среди тихого темного леса, лесное озеро, недвиж­ ное, будто мертвое, и дремлют на нем кувшинки, и камыш склони^ свои ме­ телки, спит. И глаза! Лоб со спадающими на него неровными прядками волос,, реденькие брови и коротенький, картошкой нос замечаешь после, да они на кар­ тине лишь так, между прочим, для порядка, дескать, раз есть глаза, должно быть и все остальное, что вокруг них. Нет, на картине — одни глаза, детские, мальчи­ шеские, огромные, синие, с голубоватыми белками. Если глядеть от окна — в них ужас изумления перед какой-то тайной мира. Если глядеть от двери — они пе­ чально-мечтательные; прямо — по-детски спокойные, задумчивые. Я, ложась спать, гляжу в эти глаза, просыпаюсь — гляжу в эти глаза. Нельзя не стремиться быть чище, когда смотришь в такие глаза. И еще шедеврик над моей койкой — «Маленькая электростанция». Ребятишки смастерили на ручье игрушечную гид роэлектростанцию и сидят вокруг нее счастливые-пресчастливые, с их лиц не со­ шла еще одухотворенность творческой задумчивости, с которой они ладили свою гидроэлектростанцию. Эта картина всегда наводит на мысль: ребятишки, что бы ни делали — это у них игра и жизнь одновременно, это у них игра-жизнь, игра ув­ лекательная, радостная, это у них отдых от школы, от книг, от маминых поруче­ ний. А почему мы, взрослые, строя тоже электростанцию, во столько раз боль­ шую той игрушечной, что на картинке, во сколько раз мы взрослее, умнее и опыт­ нее тех ребятишек, почему мы порой впадаем в хандру? Как бы сделать всю жизнь такой, при которой, как у ребятишек в игре, нет усталости, одна лишь увлечен­ ность, целеустремленность во всем: в строительстве заводов, электростанций, в создании тракторов и ракетопланов, в работе свинарей и космических летчиков, поэтов и моряков, рыбаков и врачей?.. Как бы сохранить и пронести через всю