Сибирские огни, 1962, № 8
упитан и тяжеловат. Девчатам нравится застенчивой, мягкой, чуть-чуть винова той, очень симпатичной улыбкой и выпуклыми глазами. — «Брат океана», «Жестокость», «Зоя Космодемьянская», «Две матери», «Фатима», «Никита Сергеевич Хрущев в Америке», «Лилия»...— перечисляет по записи Володя. Захлопнет блокнот, спрячет в карман, подумает и спросит: — Какое тебе из них больше всего нравится? — У Володи весь блокнот исписан названиями кинофильмов. При входе в столовую обязательно встретит вас Рая. В красной кофточке, в белом, как снег, фартучке, кудрявая и строгая Рая. Она поглядывает на вас так, что непременно екнет сердечко: «Ой, люб я ей!» Но зря екает, так Рая глядит па каждого, и у нас уже у каждого такая догадка была в свое время, что, мол, люб только я ей, а никто другой. Теперь мы в ответ на взгляд Раи только робеем, но сердцем не екаем. Робеем потому, что знаем, как она ответила на ухаживания тех, кто посмелее: — Мне двадцать лет. Замуж не тороплюсь, а так некогда мне пустяками за ниматься. Что еще к этому добавить? Рая Дронова окончила десять классов на Украине, собралась стать фрезе ровщицей, уже пошла поступать в техническое училище, но вдруг передумала и сдала документы в Макеевское кулинарное училище. А потом — на ударную стройку семилетки вместе с подружками. Два месяца работала поваром в пятой столовой, что в нижней приречной части Дивногорска, когда же отстроили столо вую на участке основных сооружений, то девчат с Донбасса пригласили в эту сто ловую, а Рае в ОРСе сказали: — Хозяйствуй. Все под твою ответственность. Заведующей назначаем. Рядового повара со стажем в два месяца — в заведующие. И Рая хозяйствует. Не знаю, как в ОРСе считают, а для нас Рая Дронова самый лучший из всех завов, которых мы где-либо когда-либо видели. — Вам чего? Вам, может, сегодня бифштекс с вермишелью? — Это Галя Довженко. В ее распоряжении все «вторые». Галя небольшого роста, черненькая, долгоносая, а глаза так и светятся лас кой. И не один вы ей любы, ей любы все, так же, как и Рае. Я приметил, что так же вопросительно-нежно, с каким-то внутренним еле уловимым трепетом ожида ния заглядывает она и в глаза пожилых мужчин, и девушек, и женщин, оказав шихся против нее у раздачи. Гале радостно раздавать этим усталым людям кот леты, куски муксуна, рисовые каши, ломтики говядины и свиной печенки, биточ ки, голубцы, тефтели, пудинги, блины с завернутым в них творогом и мясом, оладьи... Гале радостно вызывать улыбки у этих людей, такие же нежные, каки ми одаривает она каждого вместе с порциями второго. А вот Люда Коваленко. Глаза ее — чисто «анютины глазки». Цвета они, правда, не совсем такого, как цветы, когда приглядишься. А сразу — перед то бой пара анютиных глазок. Люда ничего не предлагает, за нее говорят выставленные у всех на виду крупные этикетки: супы гороховые, перловые и просто картофельные, щи со све жей капустой и квашеной, с мясом и без мяса, рассольники ленинградский (это ко торый из помидоров и огурцов) и сибирский, в котором плавают ломтики огурцов в примешку с пшенкой. Люда глядит на вас, склонив голову, и выжидательно дер жит над порожней миской черпак, готовая в момент окунуть его в любой из деся ти бачков, расставленных вокруг. — Як брать, то берите, як не брать, то ще другого подам,— говорит Люда, не меняя положения своей склоненной головки. А дальше, где электрические печи, там по-птичьи порхает Валя Шейна, по варской бригадир. — Вы когда устанете, то улыбнитесь друг другу, и все пройдет,— убежден но советует Валя своим подружкам.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2