Сибирские огни, 1962, № 8

День восьмой Только что вернулись из тайги. На окна напирает тяжелая ночь. А вышли утром... Излазили десятки логов, гор, ущелий. И — безрезультатно. Пропала Белка. Ушла за кедровыми шишками и — нет. Ушла еще вчера под вечер. Уже вторые сутки, как нет. Вчера искали две бригады. Сегодня — шесть. Через каждые два часа по ра­ дио диктор тревожно взывает: — Товарищи строители! Не вернулся наш товарищ из тайги. Жизнь его, возможно, в опасности. Просьба принять участие в розысках. Товарищи строи­ тели... Тайга, темная, коварная, полная неожиданностей. Миллионы деревьев. Тыся­ чи зверей... Искать горошину в океане! А ищут, ходят, аукают, зовут... Завтра, говорят, собираются идти около пятисот человек. Сегодня над кронами все стрекотал вертолет и надолго повисал над ущелья­ ми. На завтра вызвано четыре вертолета. Будет осмотрен каждый метр на де­ сятки километров вокруг. Пропал человек, один человек из десятитысячного коллектива. Волнуются все десять тысяч! Невольно припоминается рассказ старожила Абазинского рудника Самуила Салова. В старину каждый год самое малое по десятку людей не «возвертались» из тайги. И не ходили искать далеко. Не вернулся и не вернулся, что ж подела­ ешь. Судьба. Начальство не отпускало рабочих на поиски. Мы сегодня ходили искать, не работали, вчера люди ходили, не работали, завтра пойдут, не будут работать и, возможно, послезавтра... Пропал человек. Волнуются все десять тысяч! Если бы девушка просто заблудилась и с ней ничего не стряслось, то ее бы уже нашли. Значит, что-то худшее. Может быть, упала с кедра и лежит в траве в тяжелом состоянии, или свалилась с кручи в реку Ману, или встретилась с мед­ ведем... Или. Или. Или. Белкина сестра Дина смотрит и никого не узнает. Андрей не отлучается от нее, боится, как бы она одна не ушла в тайгу. — Э-э-э! Э-э-э! — доносится в тишине ночи с горных перевалов. Это еще кое-кто не вернулся с поисков. Продолжают искать. Нет Генюхи, нет Володи, нет трех женщин из нашей бригады: Оли, Сани и Тамары. Иван ворочается в темноте, соскабливает с ладоней смолу. — Для друга семь верст не околица,— говорит он и, кашлянув, включает карманный фонарь, опять исчезает в темноте. Несколько минут видно, как пля­ шет там желтое пятнышко, потом все заволкивается какой-то сырой чернотой. Белка, Белка, где ты? Или. Или. Или. Не хочется верить ни в одно из этих «или». Серые, с голубоватой тенью, усталые глаза. Говорят, что Белка — балерина, танцевала в Новосибирском театре оперы и балета. Не знаю, правда ли это. Если так, то чем объяснить, что вместо сцены она очутилась в деревянном ящике, в котором вяжущая ноги серая тяжелая масса да отупляющее завывание вибраторов? Что общего нашла она между балетной сце­ ной и этим ящиком?.. Вчера она сказала мне: — Ты идешь в столовую, принеси мне пирожок. С капустой. Она сидела на бревне, подложив под нога вибратор, откусывала пирожок, жевала, растягивала пухлые, чуть вывернутые губы, и мне было приятно сидеть рядом и молчать. — А небо синее-синее, — сказала она. — Синее-синее,— почему-то тоже дважды повторил я.