Сибирские огни, 1962, № 8
работаешь весело. А пока мечешься не у места, устанешь и физически и мораль но. Значит, весь секрет в уверенности, что ты полностью отдаешь людям, коллек тиву, даже маленькой бригаде, даже маленькому звену свои способности. Пока че ловек не нашел себя, пока он не у дел, он как сухой листок на дороге: гнется и крутится. А как нашел себя человек, то он точно скальный камень — отбойным молотком не отковырнешь. День шестой Вчера вечером я вышел прогуляться, но лишь спустился на нижний этаж об щежития, как меня на лестнице в полумраке вдруг подхватили под руки. — Идем! — Куда? — Идем! И не разговаривай! — Да куда? — В камыши, в камыши. Я упирался, но силы оказались неравными, и в следующую минуту меня втолкнули. Нет, не в камыши, а в какой-то коридорчик, по которому можно прой ти только одному. С одной стороны выпирал огромный ящик, поставленный на попа, а из-за ящика улыбалась милая женская головка в очках. — В камыши, в камыши, — продолжал пугать меня скороговоркой голос сзади. В конце коридорчика, в левой стороне, углубление, и с потолка свисала тру ба с сетчатой лейкой на конце. Позади улыбался Иван и тряс меня за плечо: — Ты, Толя, не зазнавайся. Что значит, не выпить стопку от друга. Ну, пусть не совсем друга, но вместе работаем. — В камыши, в камыши,— суетился большеголовый, безбровый парень с крошечными, непроницаемыми, как пуговки, юркими глазами. — Познакомься с ребятами. Вот Генюха из Гидроспецстроя. С завтрашнего дня у нас будет, в нашей бригаде.— Иван тычет пальцем в худую грудь безбро вого.— А вот Андрей, мы с ним вместе из Братска, он из нашей же бригады, из другого звена. Андрей лет двадцати семи, с продолговатым лицом, глубоко запавшими се рыми глазами, очень мягкими и печальными, вислые брови растопырились и заги баются в колечки, лоб выдвинулся вперед. Этого парня я видел в блоке только один раз. Он тогда стоял в стороне и глядел из-под мятого козырька кепки, как мы расхватывали лопаты и ломы, стараясь выбрать, что половчее. — Это-о моя же-ена. Фа-акт,— сказал Андрей певуче и мягко, и женщина высунулась из-за ящика по грудь. У нее ослепительная улыбка, глаза в прищуре брызжут черными лучиками.—■Да-авай, Дина, угощай-ай на-ас. Фа-акт. — Что есть в печи, все на стол мечи. Гостю щей не жалей, а погуще лей. Где щи, там и нас ищи. В проходе появилась табуретка, застланная газетой, с огурцами, нарезанны ми повдоль, головки очищенного лука, горка хлеба, миска со щами и две ложки алюминиевые, третья деревянная. Андрей извлек откуда-то «белоголовую», раз лил по кружкам, присел на корточки, его примеру последовали остальные, нава лясь на стены, вокруг табуретки. То же проделал я. Ловя мои взгляды на трубу с лейкой у потолка, Дина пояснила: — Душевая это. Жить негде, мы и заняли. До нас тут сестра моя жила, а теперь переехали мы, подселились к ней. Говорили о всякой всячине. О смысле жизни. О том, как жилось до войны. О том, интересно или неинтересно будет при коммунизме. О малине за перевала ми, по которую надо бы сходить в свободное время. И о мирном договоре с Гер манией. В политике и экономике мы не очень сильны, поэтому, когда разговор за
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2