Сибирские огни, 1962, № 8
— Не имеет значения — бывал или не бывал. Тебе поручили — выясняй... — А все-таки — какой он из себя, этот мастер Никаноров? Хоть ра зок вы его видели? — А если бы и видел? А если бы, допустим, я считал его ангелом? Ты факты учитывай. Тут личное мнение ни при чем. Не забудь проверить стенные газеты, нет ли политических ошибочек, и про лекции разузнай — когда читались, где, сколько... чтоб цифры, точность... Ох, какие же все-таки аккуратные усики — подстричь их так и под равнять— нелегкая работенка. — И, разумеется, взгляни, как ведется партийное хозяйство, в поряд ке ли протоколы, по номерам проверь, по датам. И непременно подготовь решение... Каримулин там секретарь, человек опытный, старый ком мунист, а вот — допустил. Это уж проверено: где лекций не читают, где стенгазета не выходит, где запущено партийное хозяйство — там полити ческая беспечность, моральное неблагополучие и прочее. Вот где корни! Он говорил ровно, округляя слова, и очень значительно: — Главное: ясность, объективность, точность. Партийная работа — это строгая наука. Она питается фактами. Никаких эмоций, Беломестнов! Прошу без Янека! А я, как репейник, пристал к нему: — Все же, Михаил Федорович, что вы-то думаете об этом Никаноро- ве? Ведь он давно здесь. И вы давно. Он же старейший дорожный мастер. Какой он? Злой или добрый? Отзывчивый или черствый? Способен он на дурное? Смотрите, что тут в письме: «Творит произвол и беззаконие... Деспот, диктатор...» Как же это можно не заметить? Малыгин устало поджал холодные красивые губы. — Слушай, Беломестнов, перевел тебе счастливый отец — тот, в си них брюках и тапочках, перевел триста рублей? — Нет, не перевел, жду. — Жди, извлекай уроки. Жди. Мы живем тут ясно, определенно: без извержений и ураганов. Ситом воду не черпаем, кошки у нас, бедные, не подкованные бегают. И ничего — не худо живем. Не последний район в области. Он решил, что уж очень жестко разговаривает со мной и добавил по проще, чуть потеплевшим голосом: — А насчет Никанорова — сам все разузнай, может, факты, а может, кто и со зла, требуй оправок, чтобы все документально. В общем — потря си Каримулина. И не распускай эмоций. Приедешь, доложишь. Ну, еще статейку, конечно, тиснешь — либо в ту сторону, либо в другую... И уж почти приветливо закончил: — Эх, ты, Янек! Я взглянул на карту. Она была далеко от меня — я не мог ее погла дить. А кабинет Космачева пустовал. Он опять был на руднике, опять ла зил в шахту, опять присматривался к бригадам Лобанова и Кизюрина... Ему приходилось там туго — я это знал. Но мне так не хватало его отрывистого смеха, его прокуренного каш ля и прямого, неуклончивого слова! ...За стенами моего вагона ожесточенно перебранивались два голоса. — Десять лет черный, двадцать лет черный, сто лет черный. Когда же белый? — А я не колдун, не фокусник, чтоб из черного да белое, из черного да белое! Запах теплого кислого ржаного хлеба вплыл со всех сторон, сквозь невидимые щели—казалось, мой старикан вдохнул этот запах всем телом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2