Сибирские огни, 1962, № 8
— У вас лестница приставная есть? — спросил я у присутствовав шего при осмотре старичка, церковного старосты. Староста погладил пегую бороду и взглянул на пономаря, сметавше го метлой снег с баллюстрады. — Поломатая... — вздохнул пономарь. — Ишшо с войны полома- тая... Должно, в дровянике, как не сожгли... — Не лазим мы'на верхотуру-то, — сказал староста. — Ни к чему. Ево, болыной-то, как стеганешь билом — всю пыль, ровно ветром, сдует. — Интересный колокол... Старинный, наверное? — Древнее творение... На ём цыфирь выбита и начертано уставным письмом: «отлит сей колокол в тыща пятьсот семьдесят осьмом году». Это, ежели по-нынешнему, юлианскому, летосчислению. Во царствова ние великого князя и государя Иоанна Четвертого... Вон куды евонное время-то доходит!.. До ривалюции служил у нас один иерей. Знаток был по уставному письму. Он и прочел. И еще сказывал: писано на колоколе — чистого серебра влито в него, уж не упомню, сколько-то пудов... Знаме нитое творение... — Значит, красивый звук? Серебряный? — Что твой хрусталь! До того звонко да напевно!.. — Как же попал сюда этот колокол? — Тут, батюшка, цельная история с географией... Верить, не верить ли, но я сам от деда слыхал, а покойник правдив был... При великом Пет ре губернатор сибирский жил. Гагарин-князь. И был тот губернатор несу светный притеснитель народу. Обирал да казнил правого и неправого. Особливо с купечества не токмо что три, а все семь шкур драл!... Вот, единожды, томское да каинское купечество храбрости набралось и — ца рю на свово Ирода челобитную!.. Насмелились. И что же вышло? Вышло по купечеству. Рестовать царь приказал Гагарина! Привезли князя в го род Санкт-Питербурх и — того!.. Голову с плеч!.. Крутенек Петр Лексеич был на расправу с врагами мирскими!.. Ну, сказнили владыку лютого, неправедного, и тут государь объявил томскому да каинскому купечест ву свою волю: де, мол, я — ваш заступник, а теперя вы за Расею засту питесь... Ему тогда пушки шибко занадобились. Давайте мне, господа купцы, сказал государь, колоколов на перелитье. На пушки, то ись... Не хочу я, молвил, силком колокола снимать, а казна расейская ноне оску дела. Вот вы, господа купцы, и купляйте мне, где ни на есть, колокола!.. Купцы, конечно, бухнулись в царские ножки: мол, будет по-твоему, ваше величество! И во все концы — гонцы!.. Понавезли вскорости колоколов в Санкт-Питербурх видимо-невидимо. Одначе царь — не бездумный: при казал в своем задворье поставить вешала и те колокола повесить, а сам вышел с палочкой — он завсегда с веским посошком гулял... Идет царь продоль вешалов да посошком по меди постукивает. Слушает, значит, и приговаривает: энтот — на пушки... и энтот — туда же, в перелитье. А энтому и подавно — не гудеть коровьим ревом, а греметь порохом!.. Так Петр Лексеич дошел до нашего. Стукнул разок... А колокол-то как за поет! Да того баско да хрустально, што государь даже шапку снял. Еще разок потревожил царь древнего певуна... Поет! Ну, господа купцы, — говорит государь, — это ж не колокол, а чудо царицы Пирамиды! Жить ему во веки веков! Везите вы его,—приказал,—во свою Сибирскую сторо ну, и пущай он звонит в мои, царские, значит, дни... Так и сбылось. По ево высокому слову. Повезли купцы находку в Сибирь. Обоз в сто лошадей шел, с подставами. И поехал певун от самой столицы, санным путем, до наших местов... — А почему не в Каинск или не в Томск? — Тут снова выходит — особь-статья... Воскресенское-то наше — древнее. И прямиком на великом тракте стоит... Воскресенское — не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2