Сибирские огни, 1962, № 7
— Брось шутки шутить, знаешь... — Я не шучу, Марченко! Это именно так. И скоро вы сможете при сутствовать на суде, где прокурор скажет: «Пока защитники Родины, не щадя своей жизни, дрались с озверелым врагом за свободу и независи мость нашей державы, отдельные люди в это время устраивали свои личные дела в тылу, присосавшись к телу народа, как болотные пиявки!» Он не будет говорить о сертификатах, Марченко. Он будет говорить о лю дях — отдавших жизнь за нас с вами, Марченко... Понимаете? За вас — тоже! Она смотрела на Марченко и невольно улыбалась перемене его — он будто отделил себя от нее глубокой пропастью, но все же соображал: не может ли она, падая, как-то увлечь его за собой. Глаза его были хо лодны и настороженны— ни следа влюбленности или дружбы. Вся фи гура его — в дорогой одежде, с роскошным портфелем — мечтой бюро крата, хранила печать отчужденности. Он прищурился: — Прошу заметить, что я не знаю, какие операции вы производили на своей работе. Я никогда не касался этой темы. Я никогда... Зина сказала вдруг: — Может, погасим лампу, Марченко?.. Марченко испуганным движением поднес свой портфель, как щит, к груди, словно защищаясь от удара. И сказал поспешно: — Извините, мне надо идти... — Да? — спросила Зина.—А если я скажу, что получила от вас выписку из приказа о выплате пенсий и пособий семьям погибших, выписку о снятии с военного учета... с вашими пометками о наличии сер тификатов в присланных вам документах... — Ах, так?! —Марченко посмотрел на Зину. Страх его как рукой сняло. Он трезвым, обычным голосом сказал: — Ты меня не достанешь, Зина! Не советую меня путать в это дело. Понятно? — Вполне! — молвила Зина устало.— Вы поторопились от меня отмежеваться. Мне хотелось только измерить глубину вашей... натуры! Теперь вижу: глу-бо-ко! Идите, Марченко! И не бойтесь ничего, пока... Пока вас не поймают на чем-то более крупном... — Я вас не понимаю! — сказал Марченко. — Понимаете! — Зина закрыла глаза, чтобы не видеть его.— Идите, Марченко. Марченко вышел, беззвучно ступая каучуковыми подошвами. Исчез, как тень. Зина опустилась на тахту, и с вниманием стала разглядывать свое гнездо... Здесь жил с нею Мишка-медведь когда-то. Здесь любила она Вих рова. Здесь отказалась она от своей любви, чтобы не ломать чужие жиз ни. Это было честное гнездо, где не было ни лжи, ни порока, где все чув ства были искренними и сильными, пока... Это «пока» было связано с появлением здесь капитана Марченко. Но в чем можно его обвинить? В том, что он исподволь приучил Зину к хорошим вещам? В том, что он поселил в ней жажду обладания всем? В том, что — не прямо, а какими- то намеками, полуфразами, больше умолчаниями, чем разговорами,— он привел Зину к мысли о возможности удовлетворения своих желаний «безопасными» неблаговидными путями? В том, что... Но Зина останови ла свои рассуждения так же решительно, как она умела поступать. «Сама виновата!» — сказала она себе. В эту минуту ей страшно захотелось увидеть Вихрова — он не бросил бы ее в беде. Он не мог бы подтолкнуть падающего человека. Ну, Зина оступилась — бывает же так! —но нель зя, не нужно уничтожать ее совсем! Она встала и открыла окна настежь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2