Сибирские огни, 1962, № 7

ка, побелев не меньше этой женщины, что вопила теперь на весь город, кричит Генке: — Давай, салага! Ноги в руки! Они побежали что есть силы. Влетели в какой-то двор, пролезли в ка­ кой-то пролом в чьем-то заборе, оказались на другой улице. До них до­ неслась трель милицейского свистка, и Сарептская Горчица, покрывшись холодным потом, сообразил, что все это произошло в двух шагах от по­ стового милиционера. Генку трясла дрожь, у него даже застучали зубы. — Гринь! Брось, а! ■— Брошу! — ответил Гринька. Он открыл сумочку, пошарил в ней, нащупал рукой шуршащие бумажки, переложил себе в карман, а сумку бросил. — Гринь! Не надо... — Чего не надо? Думаешь, в этой сумочке деньги останутся? Не я, так другой возьмет! Ведь видела, идиотка, что перед ней мальчишки! — сказал Гаврош с досадой. — А — сразу же на, возьми! Дура! Ну, и дура! Бумажки одинаковые. Гринька делит их пополам с Генкой — это плата за страх. Они выходят на улицу, идут, лениво перебирая ногами. Огромная оранжевая луна нехотя вылезает из-за Бархатного Пере­ вала. На ней синие пятна. Она похожа на раскаленный камень, на кото­ ром неровная поверхность меняет тона. Луна лезет вверх с какой-то по­ дозрительной поспешностью, точно исполняя служебное упущение — ай- я-яй! — улицы города темны, ни зги не видно, как бы дурные мысли не привели кое-каких людей к неуместным шуткам и к неуместным дурным поступкам... 8 ... Утренние часы Таня проводит в госпитале, который все еще зани­ мает здание школы. Работает она во вторую смену. Ей пора идти. И че­ рез минуту — она уже на улице. Времени в обрез, и Таня чуть не бегом поднимается в гору. — Здравствуйте, Таня! — слышит она и оборачивается, удивленная: кто может знать ее здесь, в другой части города? И встречает смущенный взгляд парня, которого видела однажды со спасенным ею мальчишкой. Он смотрит на нее таким взором, будто готов сквозь землю провалиться. Однако он храбро добавляет: — Можно, я вас провожу? Сердце Тани всегда открыто людям, и чистая душа чужда жеманства и кокетства. Она кротким взором окидывает парня и охотно соглашается, предупреждая, что торопится, боясь опоздать к смене. — О, я умею ходить быстро! — говорит Гаврош и доказывает это. И они шагают в ногу, будто всегда ходили так: и в детский сад, и в школу, и на дежурство МПВО, да мало ли куда! Гаврош проговаривается: — Я знаю, где вы живете! Это интересно! Каким же образом! Ах, наблюдал. Наблюдал? Зачем? Ах, так хотел! Часто? И шел следом? Вот странное дело! Ах, ничего' странного, если... Что, если? Ах, хочется человека видеть? Почему? Как не важно?.. А все-таки?.. И вдруг краска заливает щеки Тани. Пылают на солнце ее волосы. Пылают ее щеки. Пожар! Пожар! Берегись, Гаврош, как бы это пламя не перекинулось на тебя! Сгоришь ведь! А может быть, ты — виновник этого пожара! Или — она? Кто вас разберет, где поджигатель, где ко­ стер... Раз, два, три... Раз, два, три. Нет, не так — надо счи­ тать до двадцати пяти, чтобы унять волнение, некстати вспыхнувшее в груди. Раз. Два. Три. Четыре. Пять... — А где вы работаете? — спрашивает Таня.