Сибирские огни, 1962, № 7

Он подхватывает мысль Зины. — Я от своего слова не откажусь! — говорит он. — Хоть завтра дам объявление о разводе! — Две тысячи платить придется! — говорит Зина скучным голосом. — Испугала! — отвечает капитан и хохочет своим глуховатым гул­ ким смехом, который не возбуждает желания разделить веселье смеюще­ гося. — Вот насмешила! Зина разглядывает Марченко. У него явно оформляется второй под­ бородок и возле мочек ушей словно растет опухоль, как при свинке—шея все больше скрывается в складках жира. Она разглядывает скромные лен­ точки наград на его груди, которой становится тесно в военном кителе. Она усмехается: — Храбрый стали, Марченко? Гитлеровскую Германию победили! Империалистическую Японию победили! Да? А я и не думала, что вы та­ кой... — Да не хуже других! — говорит недовольно Марченко. — Оставь,, знаешь, свои шпильки... Он не видел Зину давно. Он жадно разглядывает ее, не скрывая сво­ их желаний. А в Зине пробуждается желание — изо всей силы ударить по налитой кровью щеке Марченко и выставить его отсюда навсегда. Но она чувству­ ет запах горелого дерева и едва слышное потрескивание огня, пожираю­ щего ее корабли. Тоска, сожаление, ярость, сознание своего бессилия, го­ речь поражения, невыплаканные слезы, какая-то тупая безнадежность и безумное стремление броситься в омут головой — все сплетается в один клубок, почти лишающий ее рассудка. Марченко уже обнимает ее. У Зины кости трещат — он силен, цепок и скотски груб, этот человек! Неужели его можно любить? Нет! Но, мо­ жет быть, он на одну секунду даст возможность развязать этот узел про­ тиворечивых чувств, оказаться по ту сторону свершившегося. «Чем хуже,, тем лучше!» — думает Зина. — Можно я погашу лампу? — хрипло спрашивает Марченко. Зина не отвечает. Она лежит на тахте, словно мертвая, закрыв глаза. Фиолетовый абажур кидает на ее лицо причудливые тени. Длинные рес­ ницы чуть трепещут. Плавные линии щек переходят в очертания неярко выраженных скул. На чистом лбу — милая морщинка, которой еще недав­ но не было. Губами Зины, с их удивительным изгибом, обозначающим одновременно и детскую свежесть, и чисто женскую умудренность, мож­ но любоваться часами. Это делал Мишка. Этому не мог не отдаваться Вихров, который благоговел перед красотой и мог сидеть подолгу, наслаж­ даясь этим лицом. Если бы Марченко сказали сейчас: «Да вы только посмотрите, как она хороша!» — он ответил бы: «А чего на нее смотреть! Не в музее, в постели же!» Но никто ему не сказал этого, и он — задрожавшей вдруг рукой — выключил лампу. Последнее, что он увидел, — был его подарок. «Не вы­ держала все-таки! — подумал он с торжеством. — Все они такие! Одна— подешевле, другая — подороже, а то — одна материя!» «Что ты делаешь?!»— крикнула себе Зина, почувствовав звериную силу Марченко. ...Это конец твоей любви, Зина? Не думай так... Любовь не убивают. Она может умереть, но убить ее нельзя. Она может уйти, но прогнать ее нельзя... Нет, нельзя!..