Сибирские огни, 1962, № 7

Зины. Она что-то шепнула сама себе, освобождаясь от мокрой одежды, задела стул, что-то положила на него, отодвинула, зашелестела какой-то тканью... Вихров переоделся и застыл в том мраке, боясь двинуться. — Отвернитесь! — сказала темнота голосом Зины и как-то со всхли­ пом вздохнула. И все погрузилось в тишину, потом раздались шаги босых ног. Чуть заметная волна воздуха овеяла Вихрова. И вдруг горячие руки обняли его. — Простите меня, дядя Митя... Простите... Ох-х! Как было бы страшно, если бы вы погибли из-за меня, из-за моей глупости... Я ведь все видела! Как вы глубже всовывали ноги под корпус— чтобы я могла спастись... Дядя Митя... Дядя Митя... Зина заплакала. — Успокойтесь! — сказал Вихров, невольно беря ее руки в свои. О» поднес эти раскрытые беспомощно ладони к губам, поцеловал их и лас­ ково погладил, чувствуя, как пробуждается в нем нежность к Зине — человеку, видно, сложной и нелегкой судьбы.— Успокойтесь... Реку мы. переплыли, гроза пройдет. Амур успокоится. Жизнь продолжается. Зина! Как у Маяковского: и жизнь хороша, и жить — хорошо! Мишка! Ты опять здесь? Кто-то в этой комнате говорит твои люби­ мые слова, слышишь? Разве счастье может повториться?.. Ты кляла свою судьбу, Зина, потеряв того, кто вечно неразлучен те­ перь с тобой. Нет, ты счастливая, а не несчастная. Как много людей не знают и одного счастья в жизни. А с тобой судьба обошлась по-хороше­ му! И опять свет сияет в твоей душе... Может быть — потому, что только- час назад ваши сердца могли перестать биться, и ваша красная кровь, которая сейчас огнем полыхает в теле, застыла бы в венах, и ваши руки уже никого не смогли бы обнять! Ничто так не сближает людей, как вместе пережитая опасность, ког­ да ее ужас не захлестнул сознания человека, и он остался человеком — даже понимая, как близка смерть! 8 Ливень застает Генку вдалеке от дома, на Верхнем рынке. «Дура! Дура!» — твердит Генка, ослепленный злобой на мать, кото­ рая ударила галчонка кочергой, когда тот клюнул изо всей силы свеже- окрещенную Зойку, подобравшуюся к нему неосторожно близко. Вот еще бы немного, и он бы заговорил! Теперь Генка даже уверен в том, что гал­ чонок уже говорил не «Кар-р», а «Хорр!» — то есть «Хорошо!», именно то слово, которому и учил его Генка. Он не заметил, как померкло солнце и небо покрылось тучами. Убе­ дившись, что галчонка ему к жизни не вернуть, как он ни дул ему в рот, как ни тряс, как ни двигал крыльями, делая что-то вроде искусственного' дыхания, Генка кинул галчонка через какой-то забор. Тут-то и разверзся над его головой небосвод — все озарилось вокруг мертвенным светом синей молнии, грянул гром необычной силы, и ливень хлынул на пыльную землю, затопав миллионом босых ног... Генка поискал глазами укрытия. Вот какой-то полуразбитый киоск с тремя стенками! И Генка кинулся туда. Там стояли два бородатых мужчины. Одного Генка узнал — это был молочник, подаривший ему бурунду­ ка. Второго Генка не знал. Гладко причесанные пышные волосы, под­ стриженные чуть пониже ушей, виднелись из-под черной его шляпы.