Сибирские огни, 1962, № 7
Марченко отвечает не сразу. Закуривает, защищая огонек спички от ветра с реки. Потом уклончиво говорит: — Государство в накладе никогда не останется. — Ой, Марченко! — Зина щурит свои карие глаза. — Что, Марченко? — Капитан сосредоточенно выпускает дым, зад рав голову вверх, потом взглядывает в сторону моста.—Московский идет... Торопится... А тебе шуба на зиму не нужна? Продается в одном месте... Осенью — на юг съездим. В Сочи. Или в Ялту?.. — Готовь сарафан зимой, а шубу— летом! — усмехается Зина. Не вольно ей приходит в голову: «Любит! Любит?.. Один любит — шутит, смеется, озорничает, песни поет, стихи читает, с неба прыгает, готов весь мир обнять, ходит, как пьяный от счастья. Другой любит—о шубе думает, на милую глядит, а в мыслях одно — разукрашу тебя, как картинку! Буд то в тряпках счастье!» — Что ты улыбаешься? — спрашивает Марченко. — Так просто! — отвечает Зина и с той же бледной улыбкой кладет бумагу, полученную от Марченко, в сумку. 5 Отец Георгий, тот самый, на облачение которого пожертвовала свои сбережения бабка Агата, сидел в притворе и ждал к исповеди дьякона. Дьякон заставляет себя ждать, возясь в притворе. Отец Георгий сми ряет свое нетерпение й гнев. Они недовольны друг другом после дележа церковной кружки. До сих пор дьякон получал иерейскую долю. Пока не было священника. Те перь же эта доля доставалась отцу Георгию. А дьякон получал то, что по лагалось ему. Надо было видеть, какими глазами посмотрел он на попа Г Это был вызов, это было восстание! И отец Георгий понимал, что одними выразительными взглядами дело не ограничится — люди суетны! Но и 01 своей доли он не мог отступиться. Хотя бы для сохранения престижа. Ко нечно, если быть беспристрастным, дьякон не дал исчезнуть в городе церк ви, служа по квартирам обедни, как-то сколачивая коллектив верующих. Отец Георгий спохватывается—«коллектив»! — ну, и оказал же. Привык к языку советского учреждения. Впрочем, это не так уж и плохо — отец Георгий знает все порядки — куда, к кому обращаться, если что надо, и- как вести себя. Весь городской актив он знает, как облупленных, ох! — прости, Господи! —что за выражения в церкви! А что такого! Апостолы и пророки умели почище выговаривать, а уж ругаться умели так, что только диву даешься, если вдумаешься в их послания пошатнувшимся об щинам христиан! — Отец диакон, я вас жду! — говорит он громко. Дькон как-то странно поглядывает на священника, на лице его поиг рывает недобрая улыбка. Однако он становится на колени и преклоняет голову. Священник накрывает его епитрахилью. «Во имя отца и сына и духа святаго!» — произносит он привычно, уверенный, что бунт дьякона будет подавлен и что дано будет одержать над ним победу, маленькую, но победу —из таких маленьких побед над душевными возмущениями, буря ми и состоит вся власть церкви! — В чем грешен, сьш мой? — говорит отец Георгий и, чтобы унизить дьякона и показать ему, что он — ничто перед церковью! — отец Георгий говорит с ним, как с исповедающимся школьником в былые времена: — Не уважал наставников и начальников твоих? О товарищах дурно мыс лил? Чужого не пожелал ли? Не лгал ли?.. — Грешен, отец иерей!—говорит дьякон глухо.—О пастыре своем дурно думаю. Вот служил человек Советской власти, надо думать, честно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2