Сибирские огни, 1962, № 7
' -— Ну как же это так?! — сердито сказала бабка. Она строго посмот рела на Фросю словно бы потемневшими глазами. — Мало тебя господь испытал, да? Смотри, как бы сильнее с тебя не взыскал.— И, видя, что Фрося достаточно напугана, добавила неожиданно твердым голоском, как нечто решенное: — Крестить будем, доченька! Будем!.. Я Зоечке в восприемницы пойду, да ты попросишь какую-нибудь добрую женщину, которая еще бога-то не забыла, поклонишься... Ну, Христос с тобой... 4 Марченко кладет на книжку пять тысяч рублей. Фрося кивает ему головой, как старому знакомому. Ей, после посе щения бабки Агаты, полегчало. Она и причесана и приодета. Только гу бы почти не накрашены, а так — лишь тронуты слегка — какая-то дань трауру, о котором бабка Агата сказала загадочно: «сорокоуст». Фрося спрашивает: — Выиграли? Значит, у меня рука легкая... — Легкая! — без улыбки говорит капитан и тихо добавляет:— За легкую руку вам! Потом откроете, не сейчас! — и сует ей в руки кон верт, в котором что-то похрустывает. Фрося вспыхивает, как маков цвет. Ей хочется вернуть капитану кон верт тотчас же, но он отошел к окошечку Зины и вполголоса разговари вает с ней. Высовываться из окошечка? Звать его? Фрося понимает, что это значит привлечь внимание не только к капитану, но и к себе. Она вопросительно глядит на Зину и в окошечко, через которое Зина направ ляет ей подписанные и заполненные ею документы, сует конверт. Зина, кладя чью-то книжку, вместе с нею вталкивает конверт обратно. Она кивает головой Марченко, и, не стесняясь Фроси, которая давно уже является ее наперсницей, говорит капитану: — Подождете меня на улице, как всегда! Капитан козыряет и выходит на улицу. Он грузнеет с каждым про житым днем. Давно ли видела его Фрося, а за эти три недели Марченко раздался в плечах. Фрося замечает, что и шинель уже не сидит на нем мешком, как в тот раз, что он приходил, в подвал. Да это и не та шинель. У этой драповой шинельки и плечи подбиты, и грудь обрисована — такой шинелью не укрываются на сон грядущий, ее вешают на ночь на плечики. Мягкая серая складка ложится свободно и легко, а не ломается, как у ши нели солдата. «А он мужик ничего!» — невольно замечает Фрося и ду мает о подруге: «Держала бы покрепче! С этим не пропадешь! Принца, что ли, ждать?» Эта спина — забор каменный, надежное укрытие каждой женщине, которой довелось бы пригреть капитана! И затылок Марченко стал каменным, будто из розового биробиджанского мрамора. И стрижка у него щегольская, с ручной тушевкой — парикмахер, видно, ценит свое-, го клиента. «Будет Зину ждать! Как выйду, так и отдам! Там я с ним погово рю», —храбрится Фрося, а откуда-то из-за спины, из самого подсознания, в ее голову проползает крохотная, но ядовитая мыслишка: «Интересно! А сколько там?» И, в дополнение к этой, еще одна: «Уважение все-таки!» ...Но Марченко решительно отклоняет ее попытку. Он отводит от себя конверт раскрытой ладонью. В его холодных глазах — недовольство и еще что-то: — Обижаете! — говорит он. — Я, по-человечески, отблагодарил... Зи-на молча наблюдает эту сцену: «Приручает!» — Считайте , что вы нашли это на дороге! — говорит Фросе Марчен ко, избегая называть своим именем то, что вложил внутрь конверта. — И не будем обижать друг друга!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2