Сибирские огни, 1962, № 7

— Не вернешь. Как говорится...— Он вытаскивает из кармана бума­ гу: — Постановили: выдать пособие в сумме триста рублей! «На безрыбье и рак рыба!» — говорит себе Фрося и расписывается. Фуфырь глядит на часы. Лицо его принимает выражение деловой озабо­ ченности: — Ну, пока... Мне надо еще в одно место, выразить сочувствие. И с приятным сознанием хорошо выполненного долга добродетель­ ный Фуфырь выходит из квартиры Луниной, не протянув хозяйке руки, гак как, кажется, в таких случаях руку не пожимают, кажется, это не принято. Он грузно спускается с лестницы. Что такое делается с иными людьми, едва доведется им хоть самыми маленькими начальниками стать! Хоть бы одно человеческое слово про­ изнес, хоть бы человеческими глазами поглядел, а то — по обе стороны носа — точно оловянные пуговки воткнуты! Фрося мнет в руках полученные триста рублей. И не чувствует ни радости, ни благодарности... Одну злость! Она морщится, видя, что по тротуару идет бабка Агата. Ей хочется закрыть дверь, чтобы никто больше к ней не приходил, никто не бередил ее рану. Но бабка Агата, несмотря на свою подслепова­ тость, уже заметила ее в окне и помахала легонько маленькой, сухонькой ручкой. Черный подол длинной юбки ее волочится сначала по доскам тротуара, потом по ступенькам крыльца, подметая их, и кажется, что за ней ползет большая черная улитка. Чистенькое маленькое личико бабки Агаты с бледными мелкими морщинками — печально, бледные губы целомудренно сжаты, в блед­ ных глазах —какая-то неземная, ангельская кротость и ясность. Тихим, ровным голосом бабка Агата говорит: — Ну, здравствуй, Фросенька! — и кладет ласково прохладную ру­ ку на плечо Фроси.—А ты поплачь! Поплачь — легче станет! — и глаза бабки наполняются слезами. Видя это, Фрося плачет и склоняется на плечо бабки. И слезы ее текут по щекам, не вызывая жгучей боли, тяж­ кого комка в груди. — От земли взят еси и в землю отыдеши! — шелестит голос бабки Агаты.— Бог дал, бог и взял, доченька, мужа-то твоего... Бог ли дал ей мужа? Ой, бабка Агата, за монастырскими стенами ты не знала, кто и как дает мужей! Бог ли взял мужа? Ой, бабка Агата, дав­ но нет монастырей, а Лунина застрелил фашист, едва он голову поднял, чтобы осмотреться... — Молилась мало, доченька! К стопам господа не припадала...— Бабка Агата пристально посмотрела на Фросю, которая сидела, поправ­ ляя волосы рукой, и вдруг улыбнулась...— А у нас, доченька, радость- радость! Отец Георгий вчера служил! Уж я плакала-плакала. Ризы на нем новые — златотканые на алом поле. С образом божьей матери — Утоли Моя Печали! С шестикрылыми серафимами, с херувимскими ли­ ками! А по спинке — пущено Древо Познания Добра и Зла! Я, было, в монастырской-то келье однова чуть не ослепла от златошвейной работы. Владивостокскому архиерею ризы вышивали. Тоже довелось мне Древо- то вышивать! И, грех какой, стала листочки вышивать, с голубками, ан­ гелами — и весь мир тьмой египетской покрылся, ничего не вижу, хоть плачь... Отстранила меня мать игуменья. На полевые работы поставила, епитимью наложила...— Она сухими ручками сложила троеперстие и пе­ рекрестила Фросю: — Ну, дай тебе бог, доченька! Живи! * Она выщла на веранду, стала было спускаться по ступенькам, но остановилась, обернулась и спросила Фросю: — А что, доченька, детки-то твои крещеные или нет? Нет, бабенька Агата! — ответила растерянно Фрося.