Сибирские огни, 1962, № 7

внимательно отметил в ней и большое, и малое, едва заметное для постороннего пришельца: «колодцы с их скрипучим го­ рем» и «зверя след» и капли теплой от солнца смолы на величавом разлапистом кедре — «картин обычных сельский вид». Вас охватывает такое чувство, буд­ то вы после долгой разлуки оказались в знакомых с детства местах. В большинстве случаев природа в сти­ хах поэта динамична, исполнена радост­ ного ожидания, как в этом стихотворе­ нии о пробуждающемся утром весеннем лесе, полном звуков и движения. Звенит лебединая стая крылом, В тайге, не смолкая, гудит бурелом, — Весна верховодит в ней. — Здравствуй, воструха! И где-то далеко дымок сизокрылый Винтом завихрился. До чуткого слуха Донесся косули побег торопливый — Точеные рожки стучатся о ветви. Беги, дорогая , здесь выстрелы метки! Таежные пади, речные поймы и пере­ лески у М. Скуратова «населены» людь­ ми: охотниками, звероловами, рыбаками. Нет, не сама по себе краса родная, но для того возницы, который везет путни­ ка по местам, где «темной пастью още­ рились горы», и для заезжего гостя, с удивлением смотрящего на раскинув­ шуюся перед ним необъятную ширь, и для тех, кто издавна живет здесь, «где пашут, охотятся, складно поют». В этих стихах нет смелых образов и рискованных рифм, но поэт умеет быть простым и точным. Вот маленькая ми­ ниатюра «Думы». Пусть ритм ее вызы­ вает в памяти известное, классическое (возможно, что это рассчитанный прием), но весь образный строй своеобычен. У самого моря — Байкальского моря, На скалах заснула тайга. Там дом мой далекий, у самого взгорья. Теперь пеленают снега. И чудится мне, что байкальские ветры, И скалы, и дом, и снега Кивают мне издали, шлют мне приветы, И машет мне шапкой тайга! Скупа и бесхитростна форма, но сила лирического чувства говорит сама за се­ бя. Привлекает в этих и других стихах незаурядное чувство языка, знание бо­ гатейших пластов русской лексики. От­ сюда и четкость, пластичность рисунка. Удачно найденнсЛ слово-образ делает весомой всю поэтическую строку. «Кругом прошлогодняя брызжится ягода...», — говорит поэт, описывая лес­ ную поляну, и мы вслед за ним видим ее. Он знает немало речений, ныне полу­ забытых или малоупотребительных, но имеющих свой особенный оттенок и аро­ мат: День-деньской перебирает Волн гремучее стекло И звенит хрустальным граем... И рыба в речке не просто ходит, как обычно говорят, но «хороводится», и ро­ ща вокруг — «темная, вся смолевая». Крепкие и звонкие слова! Даже эти при­ меры, которые можно было бы умножить, вполне подтверждают мнение одного из критиков, писавшего о «яркости и узорча­ тости словесной ткани» в стихах М. Ску- ратова-поэта, особенно чуткого к сокро­ вищам народной речи и ревниво обере­ гающего ее от засорения. Проблемам языка посвящены и его особые публици­ стические выступления. Мастерское владение языковыми ре­ сурсами делает зримыми у М. Скуратова его сибирские пейзажи, и вот почему за­ поминаются его стихи и песни о «зеле­ ной колдунье» Ангаре, «батюшке Бай­ кале», «синих иртышских далях» и о простых русских людях, изменяющих год за годом лицо земли. Эти люди, созидатели нового, дотоле невиданного, для поэта — наследники отважных русских землепроходцев и первых поселенцев, в трудностях и ли­ шениях осваивавших дикие земли. В творчестве поэта историческая тема занимает значительное место. В некото­ рых произведениях он как бы стремится оживить словом то, что запечатлено на полотнах Сурикова. Недаром имя худож­ ника неоднократно встречается в его стихах. Наиболее выразительны среди них: «Острог», «Декабристы», «Анга­ ра», «Замоскворечье». В иных же автор не сумел избежать стилизации, как, на­ пример, в стихотворении «Ангарские по­ роги». О казаках-землепроходцах здесь рассказано нарочито тяжелым и затей­ ливым слогом, сильно затемняющим мысль. Тем более проигрывает эта бал­ лада рядом с небольшой поэмой «В селе Коломенском», пожалуй, лучшим произ­ ведением М. Скуратова на историческую тему. На нескольких страничках здесь вос­ созданы картины целой исторической эпохи XVII века, Руси, ожидающей Пет­ ра. В этой поэме М. Скуратов блеснул и зрелым мастерством, и обычным для не­ го знанием бытовых реалий, уменьем уловить дух изображаемого далекого прошлого. Степенно тянется званый обед во двор­ це царя Алексея Михайловича. Бояре докладывают последнему о недобрых ве­ стях, стекающихся со всех концов ог­ ромного государства: «охальник Стенька Разин мутит народ и лупит воевод» на Волге, витийствует неукротимый и бес­ страшный протопоп Аввакум, бунтуют недовольные монахи, ворчит народ на площадях в самой Москве. Тревожные вести, но невозмутим царь, радующий­ ся «гостинчикам» соседних государей. Следует обычный приказ — немедленно усмирить всех смутьянов. И лепота у нас других покраше, И тишь, и гладь, и божья благодать....