Сибирские огни, 1962, № 7

вигом разведчиков, являлось залогом для развития жанра философского рома­ на в том, еще предварительном, прибли­ женном виде, который обнаружился в «Доме на площади» и уже с большей си­ лой зазвучало в последнем произведении Э. Казакевича. Повесть о Ленине не могла обойтись без политических тирад, реплик, моноло­ гов и диалогов, ибо перед нами жизнь героя, который все время находился в центре напряженнейшей общественной борьбы. Но почему все это прочитывает­ ся буквально залпом? Почему «Синюю тетрадь» невозможно разделить на ли­ рику и публицистику, почему все ее эпи­ зоды слиты в единое целое? Потому, что повесть — итог больших и именно фило­ софских раздумий, которые привели Э. Казакевича к твердому убеждению, что сказать что-то новое о Ленине—это значит идти вслед за М. Горьким и В. Маяковским в глубь человеческой сущности Ленина и через эту сущность раскрыть величие его стремлений и дел. Новое произведение, как раз в силу своей новизны, не может не вызывать споров. Некоторые читатели упрекают Э. Казакевича в поспешности и даже удивляются тому, что повесть такая ма­ ленькая — «почти, как большой рас­ сказ». Другие хотят, чтобы автор пошел в прошлое и показал нам Ленина в эмиг­ рации. Третьи, не считаясь с историей, желали бы, чтобы рядом с Лениным вов­ се не было Григория Зиновьева, хотя, как мы помним, конфликт с ним, как раз, и выявляет две противоположные точки зрения на приближающуюся пролетар­ скую социалистическую революцию. По поводу таких мнений можно спорить. Но тот факт, что писателю удалось приот­ крыть новую страницу в великой ленин­ ской биографии, сказать о нем новое после великолепных мемуарных свиде­ тельств М. Горького, отрицать невоз­ можно. Есть в повести «Синяя тетрадь» ме­ сто, которое со всей отчетливостью вы­ являет характер философского и полити­ ческого мироощущения самого писателя и в то же время подчеркивает, что имен­ но в образе Ленина для него главное, что будет звучать в повести как лейтмо­ тив, объясняющий смысл всех эпизодов, столкновений характеров и пр. Надежда Кондратьевна Емельянова своим жен­ ским материнским чутьем так поняла личность Ленина: «Он оказался непохожим ни на какие ее представления. Его простота и нео­ быкновенная деликатность, живость и общительность поразили ее. Она, по-ви­ димому, не ожидала, что знаменитый че­ ловек может быть так прост и безыскус­ ственен. Ее удивил его пристальный и по­ чти жадный интерес к ней, к мужу, ее детям, ее дневным заботам. Он, этот ин­ терес, был и самым простым житейским интересом к людям и не совсем про­ стым, не совсем житейским. Он относил­ ся к ней, именно к ее мальчикам — Ко­ ле, Саше, Кондратию, Сереже, Гоше, Ле­ ве, Толе, — к их маленьким делам и жизненным потребностям, но в то ж е время интерес этот был частью интере­ са к чему-то гораздо большему — ко всем трудящимся людям, их заботам и жизненному опыту...» Вспомните образ Ленина в очерке- М. Горького, образ вождя нового типа,, который думал не только об общих судь­ бах революции, но и о судьбе каждого труженика, с которым ему приходилось сталкиваться; вспомните, как эту же идею борьбы за социалистическое буду­ щее с любовью к людям настоящего со­ четает Ленин в изображении В. Маяков­ ского. Такая глубокая человечность с особой силой подчеркивает действен­ ность марксизма-ленинизма, учения с-- свободе и счастье не для людей «вооб­ ще», а для каждого рабочего и крестья­ нина, для каждого труженика. Сопо­ ставьте впечатление Надежды Кондрать евны с впечатлениями непосредственно­ го свидетеля жизни Ленина — М. Горь­ кого, и вы увидите, как верно историче­ ская правда воспроизведена в художест венном рисунке Э. Казакевича. Этой исторической правдой в «Синей тетради» озарен один из самых трудных и еще не затронутых по-настоящему ли­ тературой сложных этапов в жизни Ле­ нина — последние месяцы перед Вели­ кой Октябрьской социалистической р е ­ волюцией. И тот факт, что величайший человек XX века изображен со стороны его человеческой сущности, которая нам вполне ясна уже из раздумий Надежды Кондратьевны и которую сам художник показывает, разумеется, еще шире, ни­ сколько не помешал, а, напротив, помог нам представить Ильича во всем разма­ хе его многогранной деятельности, в его- тревогах, в его борьбе. Мы уже не го­ ворим о том, что для создания художест­ венного образа в этом плане писатель, использовал малоизвестный, а иногда и вовсе не тронутый исторический мате­ риал. Гораздо важнее сказать, что в по­ вести во весь рост стоит гигантская фи­ гура вождя. И «синяя тетрадь», вклю­ чающая материалы к знаменитой рабо те «Государство и революция», как яр ­ кий факел освещает поистине всеобъем­ лющую деятельность Ленина как теоре­ тика и политика. Но нас могут спросить; все это очень хорошо, а где же тут художественность?" «Помешала» или помогла в этом смыс­ ле Э. Казакевичу партийность мировоз­ зрения, «ущемила», «принизила» ли его интуицию, его творческое воображение? Ответ может быть лишь один — она обеспечила успех его произведению. Мы можем подтвердить это текстом из «Си­ ней тетради». Вот эпизод, в котором разногласия! между Лениным и Зиновьевым по пово­