Сибирские огни, 1962, № 7

•ским; уничтожиться должен строй капи­ талистический и замениться социалисти­ ческим; уничтожиться должен строй ми­ литаризма и замениться разоружением и арбитрацией». К такому утверждению нельзя прийти походя, случайно. Оно звучит торжественно и грозно, как набат огромного колокола. В нем — живая, ярко-красная кровь сердца, в нем итоги семидесятилетних раздумий, разочаро­ ваний, потерь и открытий, завоеванных противоречиями, страданиями, надежда­ ми и мечтами. Слова, требующие разрушения, пос­ леднего в истории человечества эксплуа­ таторского общества, и слова, провозве­ щающие приход социализма и комму­ низма, сказаны исполином мировой ли­ тературы и, как справедливо отметил Н. Грибачев, не могут не касаться ис­ кусства и эстетики, ибо вне литературы не было жизни для Л. Толстого, через нее он опосредствовал философские, по­ литические и этические свои раздумья. И тогда оказывается, что искусство — острейшее общественно-политическое оружие, что при различии, специфично­ сти способов воздействия на сердца и умы людей, политика и искусство слу­ жат одной цели — освобождения чело­ вечества от пут рабства и насилия и ут­ верждения новых форм общественной жизни. Могут сказать, что в понятия «социа­ лизм» и «коммунизм» Л. Толстой вно­ сил свои толкования, что и сами способы свержения капиталистического строя вырисовывались перед ним далеко не с такой ясностью, как перед марксистами. Очевидно, дело обстоит именно так. Но что это меняет в принципиальной поста­ новке вопроса о мировоззрении худож­ ника, о его неутолимом стремлении все понять и осмыслить, создавать искусст­ во, полностью сливающееся с жизнью народа, с теми историческими задачами, которые он ставит и решает? Могучая проповедь Л. Толстым един­ ства философии, политики и искусства лишь с наибольшей наглядностью и си­ лой характеризует общий процесс разви­ тия мировой литературы и искусства. Нет ни одного великого или значитель­ ного писателя, художника, артиста, ко­ торый не ставил бы своей целью осве­ тить ярким светом разума все, что он хотел показать народу. Спрашивается, насколько же возросла и будет все более возрастать дальше ответственность твор­ цов искусства в социалистическом и коммунистическом обществе за то, что­ бы образное слово, образ пластический и образ музыкальный, содержали в себе великие богатства мысли, идей, проблем и вопросов, уже накопленных почти по­ лувековой практикой жизни нового об­ щественного строя, богатств, все возра­ стающих и увеличивающихся? Наши читатели очень часто сопостав­ ляют, сравнивают творчество современ­ ных советских писателей с классиками «золотого» XIX века русской литерату­ ры и столь же часто и справедливо дока­ зывают, что нашим художникам не хва тает того совершенного мастерства, ко­ торое ослепительным блеском сверкает и искрится в «Евгении Онегине» и «Демо­ не», в «Хаджи-Мурате» и «Анне Каре­ ниной», в «Милом друге» и «Мадам Во- вари», в «Дворянском гнезде» и «Пре ступлении и наказании», в поэмах Нек­ расова и неотразимой сатире Салтыкова- Щедрина и т. д. Это звучит как упрек и упрек спра­ ведливый, хотя в «Двенадцати» А. Бло­ ка, в «Жизни Клима Самгина» М. Горь­ кого, в «Петре Первом» А . Толстого, в поэмах «В. И. Ленин» и «Хорошо» В. Маяковского, в «Тихом Доне» М. Шо­ лохова и некоторых других произведе­ ниях советская литература поднялась до высоких классических вершин. Мы не будем оправдывать нашу ли­ тературу ссылкой на ее молодость, но о том, что она решает и далее будет ре­ шать задачи более сложные, чем литера­ тура прошлого, мы обязаны напомнить еще раз, и вовсе не для оправдания ее недостатков, а для того, чтобы призвать наших художников к новым и смелым дерзаниям, к созданию произведении, достойных исключительно высоких эсте­ тических требований народа. Еще при своем возникновении совет­ ская литература испытывала затрудне­ ния, которых не знали художники вто­ рой половины XIX века. Разумеется, для того, чтобы создать тип Алексея Алек­ сандровича Каренина, нужен был ге­ ний Л. Толстого, но прототип литератур­ ного героя все же ясно вырисовывался в реальной действительности и хорошо был виден даже не писателям. Василий Иванович Чапаев из романа Д. Фурма­ нова — воспроизведение сложнейшего прототипа, с невероятной быстротой формировавшегося и развивавшегося в первые годы революции. Создать этот образ, схватить черты характера, кото­ рый даже не существовал до революции, проанализировать его, отбросить ненуж­ ное, случайное, выдвинуть на ' первый план новое типическое, — это было не только чрезвычайно трудно, это был ли­ тературный подвиг. А если учесть допол­ нительные, почти нечеловеческие труд­ ности и препятствия, стоявшие перед ав­ тором романа «Как закалялась сталь», то создание такого типа, как Павел Кор­ чагин, есть трижды подвиг. Трудности, связанные с освоением со­ ветской литературой новых явлений дей­ ствительности, не устраняются, а растут. Дело ведь не в том, что новый общест­ венный строй существует меньше пол­ века. Иногда в такой срок успевали воз­ никнуть, развиться и даже увянуть це­ лые литературные направления. Дело в том, что за это сравнительно короткое время советский человек прошел боль­