Сибирские огни, 1962, № 7

ми дых, но ему в голову не пришло бы поднять ее на руках к своей гру­ ди и к .лицу, как поднимают детей и цветы... Фрося была ошеломлена. В ее душе больше не пели птицы. Марченко не понял ее состояния, не увидел того, что она оскорблена и унижена. Он потрепал ее по щеке, больно сжал ее грудь, сыто засмеял­ ся и сказал: «Вот так! В таком разрезе!» Но расстроенного лица Фроси он не мог не заметить, и спросил с некоторой озабоченностью: «Что это ты ровно пришибленная какая-то!» — «Да так просто. Голова болит» —отве­ тила Фрося. «Огуречный рассол надо пить!» — посоветовал Марченко. Он сказал, что будет к ней приходить, как выдастся время, и что ревизоров она пусть не боится. И ушел. «Может, еще полюбит?» — сказала себе Фрося, боясь признаться в том, что надежды ее разбиты. И подчиняясь какому-то горестному поры­ ву, сняла портрет Николая Ивановича со стены и, всплакнув немного, положила его в комод. Как будто для того, чтобы Николай Иванович не видел своего, такого бесцеремонного, преемника... Перелом в жизни Фроси выглядел совсем не так, как она это себе — в робких мечтах! — представляла. Зойка отправлялась к Людмиле Ми­ хайловне или укачивалась в неположенное время. Генка отправлялся в кино, даже если не выучил уроков, и радовался тому, какая лафа насту­ пила для него. И однажды произошло то, чего со страхом ожидала Фрося. Марченко дал деньги Генке и отправил его в кино. Но Генку не пустили в кино. Фильм был из тех, возле названия кото­ рых, то ли из соображений педагогических, то ли из соображений кассо­ вых, пишут: «Дети до шестнадцати лет не допускаются». Я, правда, в этих фильмах ни разу не видел ничего такого, что не могли бы увидеть ребята в ежедневной своей жизни, торча на глазах у взрослых. Но нравственный заряд того или иного фильма определяется такой авторитетной комисси­ ей, таким представительным коллегиальным органом, что я не в состоя­ нии критиковать его решения. Важно то, что Генке не продали билета на один из таких фильмов. На улице было холодно и уже довольно темно. На улице делать бы­ ло явно нечего, и Генке пришла неожиданная, но конструктивная мысль: «Пойду-ка я домой, да ка-ак приготовлю на завтра уроки! Вот и будет всем фига с маслом!» И он даже заспешил —настолько привлекательной оказалась эта мысль. В окнах их комнаты не было света. Генка подосадовал, но все же постучал в дверь. Никто не отозвался. Матери, видно, не было дома, а Зойка либо спа­ ла, либо отбыла вместе с матерью куда-то. Тогда Генка вышел на веран­ ду, сел на сундук и только-только было начал решать, по какому предме­ ту себя проверить, как заметил сбоку какое-то движение в окне. Он обер­ нулся. Приподняв занавеску, из окна выглядывала мать с всклокоченными волосами. Она смотрела — кто стучал, не видя Генки и думая, что стучав­ ший пошел к калитке. Потом она перевела невольно глаза и встретила взгляд Генки, изображавший любопытство и недоумение. Лицо ее искази­ лось. Она поспешно задернула занавеску. Оказывается, мать дома. Вот хорошо! Пока не остыло желание, надо было хвататься за учебники, ибо это желание не так уж часто посещало Генку, как вы знаете... Он постучал еще и еще раз. Когда дверь открылась — в комнате бы­ ло светло. У стола, как-то уж очень прямо, дымя папиросой, сидел дядя Петя. Лицо его было красно. Мать была ненатурально суетлива. «Вот хо­ рошо, что пришел! Сейчас мы чаю попьем, потом мы за уроки сядем! Зо- ичка тоже скоро проснется! Вот и хорошо!» Дядя Петя, не скрывая своего недовольства, спросил: