Сибирские огни, 1962, № 7
близняшки зовут играть во что-то интересное!»—говорила мама Галя. «А во что?» — «Иди, сам узнаешь». И Игорь уходил, оборачиваясь с поро га, чтобы посмотреть на отца. И видел только сгорбленную спину... А жизнь продолжалась. Однажды, кроме привычных голосов Зойки и Фроси, к которым Вих ров уже привык так, что просто не замечал, он услышал за стеной густой низкий голос. Фрося, явно обрадовавшись, заахала, что-то быстро загово рила, засуетилась. Потом звякнули тарелки, вилки, ножи, рюмки, задви гались стулья. Мужской голос все гудел и гудел. Что-то говорила требо вательно и настойчиво Зойка, немножко поплакала и успокоилась. Потом Фрося стала вскрикивать и ненатурально смеяться. Потом вдруг все стих ло на какое-то время. Вихровские часы отсчитывали минуты, в комнате Фроси было тихо. А потом опять загудел, уже в другой тональности, тот же голос, послышался какой-то сытый, утробный смех: «Вот в таком раз резе! Ну, пока! Скоро опять зайду!» Хлопнула дверь — из комнаты Фро си и входная. Все стихло опять. А когда Фрося вернулась, проводив своего гостя, она вдруг запела не очень уверенным голосом. И Вихров услышал, как она выводила: «Сто-онет си-изый го-олубо-очек!» «А что ей одной-то жить? — подумал Вихров. — Сколько можно?» Но какое ему было дело до всех забот и утех Фроси! Спросить бы у нее — как там Зина, где она, не надо ли ей чего? Но это было желание бесплодное. Он даже скрипел зубами от горестного сознания своего бес силия. А еще через несколько дней Вихров услышал, как по лестнице подни маются двое: один — подросток, который едва двигал ногами, шаркая подошвами и шмыгая носом, второй —- кто-то очень легкий на ногу, эти шаги как будто были знакомы Вихрову. Захлопали двери. «A-а, явил ся!»— в голосе Фроси послышалось многое — раздражение, страх, злость, смущение, радость — всё сразу. «Генку привезли!» — понял Вих ров, потом Генка вышел на веранду и все кашлял там и все кашлял, вид но, простудившись. Фрося с кем-то разговаривала тихо, очень извиняющимся тоном. И вдруг воскликнула: «Дашенька милая! Да что мне с ним делать? У меня сейчас голова кругом идет!» Но знакомый Вихрову голос сухо ответил: «Товарищ Лунина, я вам не Дашенька, я начальник детской комнаты милиции! Я разговариваю с вами официально. Понимаете?» Потом, уже на пороге, этот голос сказал: «Мы договорились со школой, что его до пустят к занятиям в четвертом классе. Он дал слово — учиться! Я не знаю, что мы еще можем сделать для вас». «Дашенька Нечаева! Вот посмотреть бы ее в милицейской форме — подумал Вихров. — Смешная, наверное!» 6 На Генку сильно подействовало известие о том, что случилось с ма терью, и о том, что красивая тетя Зина — в тюрьме. Он весь как-то сжал ся, услыхав об этом. Словно темная грозовая туча прошла перед его гла зами и его овеяло холодом — рядом с его жизненным путем шло что-то очень серьезное и страшноватое, что могло изменить всю его жизнь. Да, он обещал Дашеньке Нечаевой учиться. Это произошло еще до возвращения Генки в родной город. ...С «Маяковского» его передали на транспорт, шедший на Амур. И, хотя ему не нравилась перспектива возвращения, пришлось подчи ниться. Его не взяли на теплоход «Николай Островский», который вез воен нопленных. Генка впервые увидел японцев. Пока шел разговор между ка- 102
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2