Сибирские огни, 1962, № 7

проделывать курс лечения алоэ. Мама Галя перебралась к Игорю, чтобы иметь возможность как-то отдыхать и какое-то время не слушать, как хрипит и клокочет что-то в груди мужа, хотя все равно несколько раз вставала, приходила к нему. У Вихрова было время подумать обо всем происшедшем. Народная мудрость гласит — чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. Пуда соли с Зиной Вихров не съел, но мог сказать, что зна­ ет ее по-настоящему. Он был уверен в ее неиспорченности, он знал ее ис­ кренность и глубоко уважал ее. Он понимал, хотя это и причинило ему глубокую боль, ее решение отказаться от него, любя его: гордая и силь­ ная — она не хотела строить свое счастье на развалинах чужого! Да в знала она, что настоящая любовь Вихрова'принадлежит — навсегда! — другой женщине, с милым лицом и каштановыми волосами, со стройной фигурой и звонким смехом, женщине, родившей ему сына. Все это говорило о Зине, как о сильной натуре, способной на высокое чувство и благородные решения. Но как можно было сочетать все это с тем, что произошло?!. Что ты наделала, Зина? Неужели ты сознательно, без чьей-то злой воли, пошла на этот шаг —низкий и подлый! И вот — исковеркана вся жизнь! И удушье терзало Вихрова все сильнее. Боли становились нестерпи­ мыми. Он клал лицо в подушку, чтобы заглушить эти стоны, чтобы за­ глушить эту отвратительную музыку в груди. А мама Галя уже стояла в дверях спальни, неслышно приходящая иэ детской, и слушала, как страдает он и что-то бормочет сам себе, и кор­ чится в постели, ища какого-то такого положения, чтобы хоть один разок вздохнуть по-человечески, полной грудью, и не мог этого сделать... Она подходила к нему, клала осторожно горячую руку ему на плечо, присажи­ валась так, чтобы не стеснить его хоть немного, и говорила: — Ну, почему ты не крикнул мне, .не постучал ложечкой о стакан — я бы услышала... Вызвать врача или сестру? А он не хотел сказать, что ему было жалко будить ее, и храбрился, и хорохорился, и хотел показать, что он — еще молодец, что он может тер­ петь еще сколько угодно. Но уже мама Галя шла к телефону в столовой и звонила и опять возвращалась к нему,— тонкая, как тростинка, как де­ вочка-подросток, в своей длинной, прозрачной ночной рубашке, со спутан­ ными от сна волосами, и охватывала по-детски свои плечики сложенными' на груди руками, чуть ежась от прохлады. И, пытаясь отвлечь его от боли», насмешливо говорила: — Будешь еще судить людей, папа Дима? Видишь, как вредно тебе? Пусть уж лучше тебя судят, а? Днем приходил к нему Игорь: «Ты болеешь, папа Дима?» — спраши­ вал он и приговаривал точь-в-точь, как приговаривал детский врач, кото­ рый приходил как-то по вызову к Игорю: «Нехорошо, нехорошо вы себя ведете, молодой человек! Болеть — это самое последнее дело! Надо быть здоровеньким!» Вихров смеялся и удивлялся — смотрите, какой стал раз­ говорчивый парень! Уже и ноги его выровнялись. «Дай, я тебя послу­ шаю! — говорил Игорь. — Ну, дай! Тебе будет легче! Мне всегда бывает легче от этого!» — «Ну, послушай!» — говорил Вихров и легонько прижи­ мал голову Маугли к своей груди и чувствовал, что у него что-то промо­ кают глаза при нехорошей мысли — а вдруг вот-вот настанет день, и он уже не сможет услышать голос Лягушонка, и когда сынишка прижмется к нему, отец ничего не ощутит — ни холода своего тела, ни тепла живого гела сына... «У тебя там что-то сидит?» — говорит Игорь, и лицо его становится печальным — очень плохо, когда кто-то сидит внутри. «Говорящий галчо­ нок!»— смеется папа Дима, делая вид, что ему весело. «Игорешка! Тебя