Сибирские огни, 1962, № 6

— Пей! По-фронтовому! — пододвигал капитан водку. — Ну! Это лиш нее!— сказала Дашенька и попросила лейтенанта убрать водку от Генки и уговорить капитана по-хорошему. — Марченко! — сказала розовая, словно светящаяся изнутри Зина,— Ну, бросьте дурить! Тут Генка набрался храбрости и, хотя его уже мутило и от съеденного и от курева, хлебнул поднесенное капитаном и даж е не почувствовал сна­ чала ничего — глотка у него была, дай боже! — а потом увидел, как и к а ­ питан, и красивая тетя Зина, и мамка — какая-то смешная и будто бы не настоящая, и Дашенька , и молоденький лейтенант — поплыли в одну, в другую сторону, как на карусели, завертелись-завертелись и исчезли в сияющем мареве, которое источала из себя лампа над столом. Он, не в си­ лах выдержать движение карусели, которая сворачивала ему голову в сторону, положил на стол руки, на руки положил тяжелую, хотя и пустую голову, сказал Сарептской Горчице: «Ни чик!», ловко сплюнул в сторо­ ну — аж через всю улицу! — и принялся выпускать дым колечками, прямо в дуло стапятидесятидвухмиллиметровкам, а расчет гвардейского миноме­ та только ахал и восклицал в восхищении: «Генка! Генка!» — Генка! Ну, Генка! — тормошила его мать. —■Д а положите вы его в постель! — сказал капитан голосом старше­ го по званию в гарнизоне. — Все равно только мешать будет! И Генка брякнулся в свою кровать. Созвездие Стрельца и целый сонм других созвездий закружились перед его закрытыми глазами и увлекли его с собой в зыбкий звездный мир Вселенной, по которому он плыл, чуть покачиваясь. — Ни чик! — сказал он напоследок. — Чего? Чего? —• спросила мать, раздевая его. Но Генка уже был в миллиардах километров от этого мира. ...Товарищ капитан! Зачем вы дали Генке водку! — Я трогаю капита­ на за рукав, но он не видит и не слышит меня. Увы! Я для него не суще­ ствую, и мой возглас и мое прикосновение не доходят до его сознания, так как я — автор, а он — действующее лицо, и я не в праве изменить что-то в его действиях: у него своя воля — добрая или злая , свой характер, свои намерения, свои привычки, свои поступки, свои склонности, свои симпатии или антипатии, он подчиняется не мне, а тем мотивам, побуждениям, ре­ шениям, которые созревают в нем, независимо от того, нравится или не нравится это мне... Беспричинно смеясь, Фрося изо всех сил веселилась, веселилась так, как редко случалось ей веселиться. Она угощала гостей, и уж е готова бы­ ла пить за жениха и за невесту, немного завистливо глядя на то, как близ­ ко сидят друг к другу Дашенька и лейтенант, который всем сказал : «Зови­ те меня просто Федя! Какой я Федор Дмитрич, я ведь еще молокосос, как раньше говорили!» Дашенька тихонько трогала его за рукав и твердила: «Федя! Вы же смерти в глаза глядели! Какой вы молокосос! Вы — мужчи­ на, настоящий мужчина!» ' — Горько !— закричала Фрося и счастливо смеялась: — Горько-о! — Ну, ты, Фросичка! — сказала Зина, на которую хмель не оказывал заметного действия и которая стала, быть может, только чуть ленивее, от чего была еще соблазнительнее.— Кажется, совсем уже дошла! — Ой, Зиночка! Дошла. Честное слово! Тут она, обняв Зину, оттащила ее от капитана и шепотом, больше всего боясь, чтобы не услышали мужчины, стала рассказывать ей о том, как она видела во сне своего Николая Ивановича... Капитан вышел покурить. И Зина вдруг тихо сказала : — Фрося! Пойдем поздравим депутата с Первым Маем, а? Как ни была Фрося пьяна, ей показалось зазорным идти от накрыто­