Сибирские огни, 1962, № 6

ких ботинках. Но тут Генка подобрал коробку от папирос с расписной тройкой на крышке. В фантики играть годится! Он открыл коробку — там лежали , видно, по недосмотру выброшенные четыре папироски. Хо! Хо! После угощения конопатого он уже считал себя курящим. Он отошел в сторону и сунул одну папиросу в рот, холодея от сознания своей незави­ симости. Его окликнул такой же независимый товарищ, в потрепанной шубей­ ке, в шапке с оторванными тесемочками, отчего ее наушники трепались по ветру, в ладных сапогах, с волосами цвета сарептской горчицы, с острым взглядом темных глаз. — Эй, пацан! Ты чего? — А ты чего? — ответил Генка. Этот диалог можно было перевести на обычный разговорный москов­ ско-курский диалект примерно так: «Виноват, гражданин! Могу ли я спро­ сить, что вы здесь делаете? Что вам здесь надо? И откуда, вы, собственно, взялись? До сих пор я вас не видел в этом районе и думаю, что вам луч­ ше покинуть его, так как здесь проживаю я и мои друзья, которые, от ду ­ ши вам признаюсь, не любят чужих!» На это следовал ответ в той же изысканной форме: «Я не думаю, гражданин, что нам стоит воскрешать дикие обычаи проклятого прошлого — времена уже не те, чтобы вр аж д о ­ вать друг с другом! Я имею такое же право, как и вы, ходить по улицам этого города, в котором я живу — имею честь подчеркнуть это! — на тех же основаниях, что и вы и ваши уважаемые друзья!» Пока я переводил сказанное, Сарептская Горчица уже узрел в руках Генки папиросу и сказал: — Дашь двадцать? — Дам сорок! Спички есть? Будучи некурящим, я не могу перевести этот таинственный диалог, так как он произнесен на особом языке, которым пользуются курильщики во многих областях моей страны. О том, что он обозначает, нельзя д о га ­ даться по смыслу слов, вовсе не связанных с подлинной действитель­ ностью — надо смотреть на действия этой касты и тогда смысл сказанного может дойти и до некурящего: видимо, это — просьба дать покурить ту же папиросу. Спички у Сарептской Горчицы оказались в кармане, из которого по­ сыпались и крошки махорки. Генка потянул-потянул и отдал папиросу новому другу. Сарептская Горчица курил важно и значительно, затягиваясь и на­ слаждаясь теплым и горьким дымом, который заполнял его легкие, далеко не первого сорта, о чем можно было судить по его кашлю... Генка невольно пожалел, что отдал все шестьдесят, а не двадцать , на которые поступила заявка от незнакомца, и с восхищением наблюдал, как тот проделывает необходимые для курильщика действия. Особенно ловко независимый гражданин сплевывал в сторону, чуть приподняв одну губу и чуть скривив другую, при этом он становился по­ хожим на родового аристократа, которому приш лось— увы! — столкнуть­ ся с презренной чернью! Генка набрал тоже полный рот слюны, которая текла у него, как у верблюда в холодный день, и — желая показать незнакомцу, что он тоже не лаптем щи хлебает и тоже что-то повидал в своей жизни,— сплюнул на сторону, но... попал себе ж е на рукав. Собеседник сказал снисходитель­ но — так старый профессор деликатно не видит ошибки своего ученика и поправляет его — и вежливо: — Это не все умеют! Ни чик! Научишься!.. Генка вытаращил глаза . Ни чик! Это звучало великолепно. На своем дворе он ничего подобного не слышал. И понял, что сильно отстал в своем