Сибирские огни, 1962, № 6
Солнце выкатилось из-за Бархатного перевала, ясное, как милая д е вушка, и ласковое, как мать. С самого утра оно пригрело по-хорошему, не скупясь, и вот — тут и там — с тротуаров поднялся парок. С праздни ком! — сказало солнышко и полезло себе вверх, куда положено. Генка с утра канючил: — Ма-ам! Я пойду? Ну-у! Пойду же!.. Но мать, которая в этот день затеяла новоселье, была не в духе, и голова ее была занята сложными расчетами. Вчера она достала чашку ста рой, давленой, побелевшей кетовой икры. Есть эту икру никто бы не стал. Но ее размачивали и получали несколько стаканов бело-розовой белковой жижи. На этой жиже замешивали тесто для сдобного печенья. Купленный на барахолке разбитый репродуктор разрывался на части, гремя маршами. Фрося сливала и сливала воду с икры и все боялась, чтобы получен ный ею продукт не был слишком жидким — тогда тесто не будет лепиться, или слишком густым — тогда от печенья будет нести соленой рыбой. — Замолчи! Пойди лучше дровец наколи! И Генка опрометью летел во двор, лихорадочно взмахивал щербатым колуном, отбрасывая в сторону, за поленницу, чтобы мать не обнаружила его мошенства, сучковатые поленья, набирал беремя колотых дров, мигом взлетал по высокой лестнице, отчего у него захватывало дыхание и лезли глаза на лоб, грохал дрова у голландки и вопросительно ловил взгляд м а тери. От нее, однако, ничто не укрывалось, и она, сыпля муку в чашку и соображая — хватит ли, — сердито говорила Генке: — Наколол? Д а? А мать потом будет зубами разгрызать сучки? У других — дети, как дети: угодливые, работящие, пятерки получают! А ты... Генка дорого дал бы за то, чтобы поглядеть на этих других — пример ных детей. Но не видя их, он заранее ненавидел этих примерных, отрав лявших ему жизнь, едва он научился ходить. Он продолжал канючить, пока, выведенная из терпения, мать не ск а зала ему тоном, ясно сигнализировавшим, что терпение ее истощается: — Д а иди ты отседа, хоть к черту на рога! ...Тягачи исходили чадными дымками, потихоньку подтягивая артил лерийские орудия к выходам на главную улицу, чтобы занять свое место в строю и пройти перед трибуной в торжественном марше войск Особой Краснознаменной Дальневосточной Армии. Артиллеристы в стальных шлемах, которым дана была команда «вольно», покуривая и переговари ваясь, похаживали между орудиями, тускло поблескивавшими металлом, крытым защитной краской. И Генка помчался туда. Он смешался с кучей ребят, которые уже облепили со всех сторон бога войны. Вдруг Генку дер нул за рукав сосед по двору, Мишка, которого послали на угол за спич ками. — Ты чего тут? — спросил Мишка, вертя во все стороны своей боль шой светлорусой головой в старенькой отцовской шапке на затылке. Голу бые’ глаза его на крупном добром лице так и сверкали от возбуждения. — А ты чего? — отозвался Генка, вытирая нос, отмокший на воздухе. В переводе на язык взрослых это могло бы обозначать примерно сле дующее: «Здравствуйте, дорогой мой! Я очень рад видеть вас в это пре красное утро. Вы выглядите превосходно. Я надеюсь, что вы и ваши до машние — в добром здоровьи? Сердечно прошу передать мой привет в а шей супруге и детям!» и ответ: «Здравствуйте, здравствуйте, уважаемый! К акая прекрасная погода стоит сегодня! Вы тоже — тьфу, тьфу, не сгла зить! — выглядите отлично! Надеюсь, что и у вас все обстоит в порядке!» — Вот здорово! — сказал Мишка, трогая ствол пушки с длиннейшим
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2