Сибирские огни, 1962, № 6
талях и санитарных поездах. Они умирали даже на руках близких, кото рые оказывались не в силах вдохнуть в них новую жизнь, взамен истрачен ной на войне. В каждую из пятисот двадцати пяти тысяч шестисот минут года чьи-то сердца переставали биться. И опаленная, загаженная, исковерканная земля принимала в себя то, что еще недавно дышало, двигалось, говорило, чувствовало, ощущало голод и жажду , гнев и умиление, любовь и нена висть, страдало и наслаждалось, радовалось и печалилось, мыслило и переживало, создавало и разрушало, было способно на высокие подвиги и на рядовую тяжелую работу, изменявшую лицо матери Земли, то есть жило и имело право называться человеком. Пять миллионов трупов. — таков был ежегодный итог войны. Но был и второй итог войны. В дымном пламени затихающих сраже ний вырисовывалось что-то другое, кроме гекатомб трупов, принесенных в жертву богу М арсу и взывавших об отмщении. Те, кто прошел этот ад, кто не хотел повторения пройденного и сохранил веру в торжество разу ма, возрождали в тех странах, где уже утихла военная буря, новую жизнь. Но на других основаниях. Народные демократии прочно становились на ноги. И, говоря о болгарах, чехах, поляках, румынах, венгерцах, албанцах, югославах, огнем и мечом расплатившихся с немецким и собственным фашизмом за в с е !— советские люди невольно называли их нашими, разумея: друзья, товарищи, братья! И словно раздвигались какие-то не видимые стены вокруг советской державы , столько лет — четверть века — простоявшей одиноким островом в океане чужого и чуждого мира. И к аж дый понимал, что День Победы, шагающий уже где-то невдалеке, включа ет в себя нечто большее, чем просто выигрыш войны, которая кровоточила на теле Земли почти четыре года. И зверство врага , и все нараставшая усталость народов от всемирной войны, и воля их к расплате с теми, кто ввергнул их в эту мясорубку, и эфемерные надежды наших, себе на уме, союзников на верховенство в бу дущем мире, где разгромленная Германия и обескровленная Россия отда дутся на милость их — сытеньких, чистеньких, целеньких, сильных, как никогда, и стремление к свободе тех, кто в борьбе против оси Рим—Бер лин— Токио научился владеть оружием своих пришлых поработителей, чтобы уже не выпускать его из рук до завоевания полной независимости— все это работало на нас и приближало неминуемую развязку. ...Настало утро Первого Мая. Полный Амур невозбранно нес свои воды, куда положено было ему нести их — в суровые воды Охотского моря; лишь отдельные льдины, исто ченные водою, бурые, хрупкие, то с клочком сена, то с конскими катышка ми, то с пером какой-то птицы, которой, видно, не повезло зимой при встрече с хищником, плыли по его широкому простору. Плыли к морю наполовину утонувшие деревья, которые кто-то где-то срубил, да вывезти не мог. Плыли два стога сена, упущенные нерадивыми хозяевами, медленно погружаясь в воду. Плыли бревна из порванного где-то бона. Плыл на льдине котенок — он мяукал хриплым голосом, стоял, выгнув спину, и его тощий хвостик брезгливо вздрагивал , опускаясь на мокрый лед и опять поднимаясь вверх. Котенок поджимал то одну, то другую ногу, вылизывал розовым колючим язычком мокрые и озябшие лапки и опять мяукал... Но уже хорошие хозяева и нетерпеливые любители Амура спустили на воду лодки. Вот уже кто-то зацепил веревкой плывущий стог и поехал к берегу, трудно выгребая против течения. Взяли со льдины за шиворот котенка, избавили от жестокой судьбы... Мальчишки, набившись в лодки, как на плакате- «Не шалите на воде!», кольцевали плывущие бревна, ра дуясь прибытку — мало ли что можно сделать из этих бревен!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2