Сибирские огни, 1962, № 6

об этом. И меня будут помнить всегда, даж е если я ничего кроме этого уже не сделаю... Тут услышали они тонкий, шелестящий, звенящий, словно рожденный этой сиреневатой воздушной пеленой, что висела над Амуром, неповтори­ мый шум. Река тронулась. Тяжелые, рыхлые, набухшие влагой льдины лениво полезли на берег, вспахивая песок и буграми вздувая гальку, разворачи­ вались медленно, будто в раздумье,— стоит ли — крошились, ломались и опять окунались в воду, которая все чаще стала проблескивать между льдин. Это был уже не тот лед, что толстым панцирем покрывал реку, з а ­ щищая ее текучие воды от свирепого мороза, крепко держал санные пу­ ти — плотный, слитный, сильный, синий. Теперь он был словно из длин­ ных, тонких, стеклянных, звонких иголок и расседался, едва встречал ка- кое-то препятствие. И шелестели, распадаясь, эти длинные, искрящиеся, колючие льдинки. Каждая из них была мала, но их были миллиарды и миллиарды. Их было столько, сколько капель воды было в этом льду, и они создавали эту нежную музыку весны, это необыкновенное звучание, ни с чем не сравнимое и неотделимое от самого слова — весна! Ребячий гомон стоял на берегу, вплетаясь в стройный шум ледохода. Замерзшие до синевы — с острова повеял коварный ветерок, а от разводь­ ев так и дышало холодом — ребята были не в силах уйти по домам. В Генке, государственная мудрость которого уже известна читателю, а осторожность такж е доказана многими примерами, в этот день словно проснулся какой-то бес. Он и верещал, и лез в самую гущу новоприобре- тенных друзей, уже получил от кого-то из них хорошую затрещину, и в об­ щей свалке пребольно двинул какого-то верзилу ногой в стоптанном баш ­ маке, и все кричал: «Я! Я — первый увидел, как она сдвинулась! Я!» Из его ватника уже лезла белая начинка, в ботинках хлюпала вода, из разбитой губы сочилась кровь, рукава были мокры по локоть. — Генка! А ты можешь на край льдины стать? — кричал кто-то, и Генка, словно подхваченный вихрем, вставал на гребень громоздящейся льдины и приводил в восхищение оравшую и мечущуюся массу. «Ну, и Генка! Вот Генка, так уж Генка!» — кричали его поклонники. Завистники же кричали: «Генка! Слабо тебе через полынью!» И Генка, тотчас же примерившись и чувствуя, как что-то дрожит и дрожит у него внутри, пе­ ремахивал через полынью. Восхитительное чувство свободы, ничем не ограниченной, заглушало в нем и голод и осторожность. Не один раз в жизни Генка вспомнит потом этот день, как день истинного счастья, и не один раз эта свобода поманит его. Может быть, лучше было бы, если бы в день ледохода Генка не был на берегу... В двух километрах от места геройских похождений ребят- в Амур впадала Уссури. Глухой гул донесся оттуда. Кажется, д аж е воздух затре­ петал от этого залпа . И тотчас же огромное ледяное поле, от берега до берега, площадью в тысячи квадратных метров, сдвинулось с места, р а з ­ дробилось, раскрошилось, и, ярясь, вздымаясь вверх, преодолевая сопро­ тивление и воды, и ледяного месива на Амуре, тяжело ударило вниз... И вдруг, когда передался удар ледяного поля с Уссури, словно по ж е ­ лезной дороге — от паровоза к вагонам, белая волна прошла перед глаза ­ ми ребят и разом двинула вперед все те льдины, что толкались тупыми рылами в берег. Но перед этим Генка вдруг вырвался вперед, делая длинные и смеш­ ные скачки и оказался далеко от берега. — Я — Папанин! — заорал он своим зычным голосом, которому даже покровительство М арса не могло прибавить басовых ноток: — Я Папанин!