Сибирские огни, 1962, № 6
для подвозки продовольствия, а потом — на все прочие дели!» — гово рил он. И вот наступила тишина. Это значит — все на пути к своим местам или уже на местах. Разные люди отправились туда — к складам, причалам, путям, в парки, на доро ги, к вокзалам... Иван Николаевич жмурится, встает. Оглянувшись на полураскрытую дверь в приемную и удостоверившись, что Марья Васильевна не видит его, он начинает подпрыгивать на месте, разминаясь, чтобы прогнать сон. Это, по его мнению, лучший способ вернуть бодрость. К тому же это упражне ние вообще не лишнее для него: война — войной, а живот у И вана Нико лаевича почему-то растет. Про него говорят пока «крупный», «представи тельный», «полный», но уже недалек тот день, когда Кто-то скажет «толс тый», и — ваших нет — пристанет ведь это словечко, не отлипнет! Он опять садится за стол. Опирается тяжелой головой на ладони. Ко варная дрема подкрадывается к нему, усыпляюще шепча: «Хоррошшшо попрыгал, хоррошшшо! Теперь будрый будешшшь, не спишшшь, не спишшшь, не спишшшь!» — и заволакивает от него кабинет туманной пе леной. Разные люди... Одни из них появляются в его кабинете лишь в самом конце дня, убе дившись в том, что все сделано как надо, и никаких хвостов за ними нет — происшествий не случилось, жизнь налажена , люди отправлены по домам, все вошло в свое русло. Каждый по-своему доложит о сделанном. «Все в порядке!» — скажет один. «Ваше задание выполнено!» — доложит другой. «Город живет, Иван Николаевич!» — обрадует его третий из тех, кто име ет с ним дело не первый год, и, отдуваясь, добавит: «Жаркий был де нек! Черт его побери! Можно у тебя минеральной выпить?» Станет нали вать воду и вдруг заметит, что у него дрожит рука, и удивится: «Гляди- ка, устал! А ведь раньше я мог без отдыха горы своротить!» Это — хозяе ва. Они работают для людей. Но есть и другие. Едва появившись на месте и толком не разглядев людей, с которыми будут работать, и обстановки, в которой придется де лать дело, — они уж е спугнут робкий сон Марьи Васильевны первыми бое выми сводками, первыми рапортами, первыми реляциями: «В жестокой борьбе со снежной стихией трудящиеся нашего района, вдохновленные трудностью задачи , добились первых трудовых подвигов...» Они будут зво нить через каждые полчаса, они будут сообщать об именах отличивших ся, но за каждым именем будет стоять незримый вопль: — «Это я, я, я! Ор ганизовал их! Я!». Ох, как не любит их Иван Николаевич! — Щелкунчики! Попрыгунчики! Сукины дети! — говорит он вслух и просыпается, чувствуя себя бодрым и готовым к действиям, какие бы от него ни потребовались. Марья Васильевна появляется в кабинете и ставит перед Иваном Ни колаевичем стакан крепчайшего чая, от которого так и струится во все сто роны терпкий аромат. Председатель молитвенно складывает руки и свет леет: — Матушка моя, голубушка М арья Васильевна, век буду бога за вас молить! — Он хлебает горячий чай, щурится, жмурится, обжигается, вос хищенно крякает, что-то бормочет от удовольствия, потирает руки, выпи вает все без остатка и опрокидывает стакан вверх донышком: — Здоро во! — говорит он. — Д аж е есть захотел! — Все хотят есть! — старой шуткой отвечает Марья Васильевна. Тут Иван Николаевич хватается за телефон: — Начальник горторга? Слушай, я тебе сейчас список один отправ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2